Челси Ярбро - Костры Тосканы
— Это суетная вещица, — машинально произнес он, глядя на камень, мгновенно зажегший зеленые отсветы в его угрюмых глазах.
— Тогда продайте его и используйте деньги во славу церкви, — посоветовал Ракоци. «Только не швыряйте в костер!» — добавил он мысленно.
— Я подумаю, как с ним поступить. — Савонарола спрятал кольцо и, не сказав больше ни слова, скорым шагом покинул спальню. Его уход походил на бегство, да, собственно, таковым он и был.
— Проводи его, Уго, — велел Натале и, когда молодой слуга удалился, повернулся к кровати, — Он что, и впрямь исцелил вас своими молитвами? Что-то я в том сомневаюсь!
Ракоци посмотрел на слугу. Можно ли ему доверять? Натале — добрый малый, но все же…
— Трудно сказать, — ответил он осторожно. — Однако я точно знаю, что без него все сложилось бы много хуже. Уж ты мне поверь, Натале.
Это была чистая правда. Савонарола, дав ему яд, намеревался выиграть в любом варианте. Если бы Ракоци умер, цель была бы достигнута. Имущество Сан-Джермано досталось бы городу, а впоследствии — доминиканской общине. Если бы он выжил, Савонарола тут же обвинил бы его в дьяволизме и повелел заточить до расправы в тюрьму. Но Джироламо попался в ловушку, он сам просил небеса о помощи иноземцу и уже не мог этого отрицать.
— Уго теперь раззвонит всюду о чуде, которое совершил этот святоша. — В замечании Натале крылся упрек.
— Пусть. Чем выше тот вознесется, тем больней ему будет падать.
Слова эти прозвучали так жестко, что Натале вздрогнул, но мудро решил промолчать. В конце концов, человек, вырвавшийся из когтей смерти, имеет право на гнев.
Позже, когда восток посветлел, Ракоци покинул постель и отправился в лабораторию, чтобы исследовать отравленную облатку.
Усевшись за стол, он вдруг спросил себя: а что же толкнуло Савонаролу на столь оттаянный шаг? Ответа не находилось, и Ракоци пришло в голову, что в этой схватке, возможно, победа осталась совсем не за ним. Впрочем, он тут же выкинул эти мысли из головы, решив, что признает свое поражение только тогда, когда умрет истинной смертью.
* * *Письмо Алессандро ди Мариано Филипепи к Франческо Ракоци да Сан-Джермано.
Сандро Боттичелли радуется счастливому исцелению Франческо Ракоци от смертельной болезни и шлет ему свои поздравления.
Я узнал о случившемся утром, но, к сожалению, был занят с заказчиком и потому пишу только сейчас, переполняемый самыми светлыми чувствами. Смерти в безвестии и одиночестве не пожелаешь даже врагу, но радуюсь я не только вашему чудесному избавлению от напасти, а и тому, чему оно может способствовать.
Помните, какое-то время назад вы пытались настроить меня против доминиканцев? Вы даже описали какие-то ужасы, творимые ими в Испании, и намекнули, что подобное может случиться и здесь.
Теперь, когда Савонарола вернул вас к жизни, можете ли вы думать о нем плохо? Можете ли вы допустить, что такой человек позволит нанести людям, находящимся на его попечении, какой-либо вред? Вспомните о молитвах, которые он над вами читал, и перестаньте тревожиться о судьбе Деметриче. Будьте уверены, ей ничего не грозит.
Более того, вы теперь в неоплатном долгу перед этим великодушным приором, ибо пытались его очернить. Но это дело вашей души и вашей совести, прошу прощения за то, что осмелился указать вам на ваши ошибки. Вы, без сомнения, сами найдете возможность вернуть все на круги своя.
Я также надеюсь, что теперь у вас нет причин не возвращать мне «Орфея», о котором у нас с вами уже был разговор. Конечно, я не могу сам вломиться в ваш дом, но это могут проделать Христовы воители. Картина должна быть уничтожена, и лучше бы нам полюбовно решить этот вопрос. Я не могу ее у вас выкупить, у меня нет такой суммы, однако мне почему-то кажется, что вопрос не в деньгах.
Франческо, Франческо, вы были моим другом, почему вы отказываетесь отдать ее мне? Я писал эту вещь не для вас, она назначалась Лоренцо. Но его уже нет, а мне так нужен покой. Умоляю, верните мне эту картину.
Я буду молиться за вас.
Сандро Виа Нуова, Флоренция 23 февраля 1498 годаГЛАВА 8
Орландо Риччи в отчаянии развел руками.
— Я делаю все, что могу, синьор Ракоци, но не получил никакого ответа от Папы, а Савонарола не подчиняется мне. Более того, это я нахожусь в зависимом от него положении, ибо он узурпировал власть над отрядами Христова воинства и распоряжается ими как своей личной гвардией. Подумайте, что я значу против него?
Ракоци удрученно кивнул.
— Понимаю. Но тогда нельзя ли хотя бы отсрочить рассмотрение всех этих дел? На неделю? А лучше — на две?
— Вы думаете, это чему-то поможет? — спросил францисканец. — Вряд ли, а Савонаролу лишь разозлит. И толкнет на шаги, которых мы все опасаемся. Я говорю об аутодафе. Почуяв сопротивление, он может решить, что город погряз в ереси окончательно и что спасти его могут только жертвенные костры. — Он повернулся к окнам, едва пропускавшим уличный свет, отчего помещение церкви казалось безжизненно-мрачным. — Зачем вам нужна эта отсрочка?
Немного поколебавшись, Ракоци произнес:
— Я получил известие… от своего знакомого в Риме, что Папа намеревается обвинить Савонаролу в ереси. Но эти сведения неофициальные, — добавил он быстро. — Я не могу сказать точно, когда будет обнародован этот указ. Но… мой знакомый — человек очень надежный.
— В ереси? — Францисканец облегченно вздохнул. — Обвинение в ереси. Ну наконец-то!
Ракоци покашлял в кулак.
— Так… отсрочка возможна?
Приор Санта-Кроче внимательно оглядел стоящего перед ним иноземца, одетого в темно-красный дамасский камзол.
— Почему это так важно для вас?
— Во-первых, как человек, получивший определенное воспитание, я не могу спокойно на все это смотреть. А во-вторых, меня волнует судьба домоправительницы моего родственника.
Орландо Риччи вздохнул.
— От меня вы можете не таиться. Ваша выдумка хороша, и Флоренция в нее верит. Однако я точно знаю, что вы — не Жермен, а Франческо… и довольно давно.
Лицо Ракоци не изменилось, но словно бы отвердело.
— Как вы догадались? — глухо спросил он.
— По голосу. У вас особенный тембр. В прежние времена я слышал, как вы пели с Лоренцо. — Он рассмеялся. — А на днях вы подпели монахам. Все очень просто, мой дорогой.
Ракоци досадливо подвигал бровями.
