Виктор Куликов - Первый из первых или Дорога с Лысой горы
— Бежать? — удивилась Оксана. — Но разве вы не можете помочь любому, сидя на этом диване? Возьмите свечу или, не знаю, карты… Заклинанье какое-нибудь над чашей дымящейся произнесите, и дело сделано.
— Нет, — Маргарита Николаевна помрачнела, — Жизнь человека может спасти лишь человек! Не карты, не настои самых волшебных трав, не заклинанья. Увы… Хотя — так лучше. Это значит, что люди не зря рождаются на свет.
Оксана слушала ее с порозовевшим лицом:
— И вы сейчас идете спасать другому жизнь?
— Я попытаюсь…
— Послушайте, а вы… — Оксана сбилась. Собралась. — А я вам не могу помочь? Возьмите меня с собой! Нет, правда! Возьмите! Я готова на все…
Маргарита Николаевна взглянула на девушку, как будто только что увидела:
— Тебя? С собой?.. Зачем?
— Ну как же? А вдруг вам станет трудно, и рядом никого! Вы можете такое представить?
— Представить я все могу.
— Тем более! Мне почему-то кажется, что человек, которому хотите вы помочь, хороший человек, — Оксана торопилась в словах, а потому чуть заикалась.
Маргарита Николаевна смотрела на нее внимательно:
— Хороший, говоришь? Более чем!
Оксана поднялась:
— Вот видите! Идемте. Я с вами. Это решено.
Однако Маргарита Николаевна все продолжала колебаться:
— Не знаю… Взять тебя с собой?.. Но там опасно.
— Да что вы такое говорите? Какой же смысл там помогать, где это не опасно?!
Подумав, просветлев лицом, решившись, Маргарита Николаевна ответила:
— Что ж, давай считать, что так судьба распорядилась!.. — и крикнула в прихожую: — Красавица моя! Ты не уснула там?
— Да с вами разве уснешь? — отозвалась Фрида. — Вы гомоните так, что сфинкс проснется!
— Ой, только не ворчи! — поднялась Маргарита Николавна. И пояснила Оксане: — Уж если Фрида разворчится, то и чертям не сдобровать…
— Так что хотели вы? — спросила Фрида, заглядывая в комнату.
Маргарита Николавна сделалась серьезной:
— Мы уезжаем. Дело будет трудным. И могут быть раненья, травмы. Поэтому ты тут все приготовь… И стол накрой. Мне думается, мы вернемся с победой. А ее необходимо отметить. Так что приготовься к пиру!
— Ну это — дело приятное, — пробубнила Фрида…
ГЛАВА 28
АННА ПРИНИМАЕТ РЕШЕНИЕ
…Туман у ног Дикообразцева сгущался и сгущался. Ластящимися, подлыми клубами. Укутывал от взора все, все, все… Пропали стены коридора, пол, потолок. И если бы Дикообразцев обернулся, то двери, у которой он сидел, не обнаружил. Она в тумане исчезла. Но Дикообразцев не оборачивался. Сидел с потухшими, свинцовыми глазами. Без чувств, без мыслей, без ощущений. Себя не осознавая. Он был, и… не было его!
И тут… В тумане… медленно возникло… Черное пятно. Напоминая вход в пещеру, оно дышало вечным холодом. Неодолимым. Без удивленья Дикообразцев понял, мысль возникла в нем отчетливо, что это — за ним. И понял, что готов. А поэтому не вздрогнул, услышав голос:
— К чему же вы, собственно, готовы?
— Я ко всему готов, — ответил он.
— Ну так-таки и ко всему?
— Вот именно, — вздохнул Дикообразцев. Пятно как будто усмехнулось:
— Тогда выходит, вы готовы признать, что проиграли?
Дикообразцев удивился:
— Я? Проиграл?.. Во-первых, я не играл, чтобы проигрывать. Я жизнью не играю. А во-вторых, я понял, что роль моя окончена. Всего лишь! Я сделал, что должен был, что мог. Теперь другой всю ношу понесет. Теперь ему идти моей дорогой. Хотя вообще-то она и не моя. А просто дорога, по которой идти необходимо. И всегда — запомните, всегда, как вы бы ни старались, — найдется человек, который по ней пойдет. Он будет знать, что кончится все страшно, но…
— Довольно? Посмешили и хватит! Я не за тем сюда явился, чтоб слушать ваши нравоученья. Вот я уйду, тогда придумывайте слова для самооправданья. Сколько хотите.
Дикообразцев кивнул:
— Так уйдите поскорей! Послышался гудящий смех:
— И вам совсем неинтересно, зачем пришел я?
— Нет! Едва ли вы что-то новое придумали.
— Так знайте, я пришел проститься…
— Ну, наконец-то! — перебил Дикообразцев, не скрывая облегченья. — Прощайте! И, надеюсь, навсегда!
Ему ответил не гудящий, но — ревущий смех. Когда же ураган пронесся, все тот же обволакивающий бас сказал:
— Вы зря так радуетесь моему уходу… Со мною вместе от вас уйдет та жизнь, в которой вы были настоящим человеком. И все. Вам больше в нее дороги нет. Вы остаетесь в тухлом мире. Не победив, жертвы не принеся. В ваш звездный миг вы место на пьедестале уступили другому. Вы теперь никто!.. Дикообразцев! Александр Александрович! Исполнительный директор фестиваля!
Ть-фу! Ничтожество! Мне стыдно с вами и разговаривать-то!
От этих слов Дикообразцев ни спазмы горечи не ощутил:
— Зачем тогда пришли? Уйдите прочь! Не надо о меня мараться… Я остаюсь в том мире, который есть. Другого мне не надо.
— Другого вы не достойны! — голос задрожал, пятно налилось еще большей чернотою. — Все, время вышло. Ваше время. Я больше вас видеть не хочу!..
— Взаимно, — признался Дикообразцев, но — никому. Поскольку пятно мгновенно растаяло, а низкий голос оборвался. И стало ясно, что вокруг в тумане нет никого… Туман же вдруг сделался колючим, искрящимся. Щипал глаза, лез в ноздри тошнотворной вонью гари. Непроизвольно Дикообразцев закрыл глаза и замотал с досады головою.
— В ушах зашелестело, сквозь веки были видны плывущие огни.
— Эй! Ты что, совсем сдурел?! — сварливый голос раздался поблизости. И дверцей хлопнул автомобиль.
Дикообразцев открыл глаза. И оказалось, что он стоит у кучи тлеющих осенних листьев, посреди какой-то аллеи, а перед ним всего лишь в шаге замер, поблескивая никелированными зубами, автомобиль. Из этого автомобиля и выскочил взъерошенный мужчина в синей куртке. Он смотрел на Александра Александровича с ненавистью и удивленьем:
— Ты откуда здесь взялся? Ведь только что аллея была пуста!.. Вот люди шутки шутят! Так сами под колеса и лезут! Жить надоело?
Дикообразцев ничего не помнил и понять не мог, как оказался здесь.
— Я извиняюсь, — пролепетал он водителю зубастой машины. — Я не хотел! Нечаянно… Я растерялся. Понимаете? С кем не бывает? Извините…
— Извините, извините! — не мог никак угомониться водитель. Но все же уселся назад в машину, и она умчалась.
А Дикообразцев осмотрелся и увидел, что он находится во дворе больницы, до входа в которую еще, ну, метров сто по этой вот аллее. И он пошел к больнице, не представляя, зачем… Но в гулком холле, оглядевшись, наморщив лоб, Дикообразцев вспомнил, что он пришел проведать журналиста по фамилии…Охламович. Ну как же, конечно! Он ведь исполнительный директор фестиваля, а потому не может оставить без вниманья столь глупо пострадавшего журналиста из Москвы. Дежурная нашла по книге регистрации, что Охламович лежит в травматологической палате на первом этаже, что он не поднимается, а потому она Дикообразцева в палату может впустить, но только в халате, а халатов пока что нет. Сидите, ждите.
