Джим Батчер - Белая ночь
Дважды послышался короткий сухой хруст, и толстое деревянное древко распалось на три куска. Это само по себе говорило о невероятно острой кромке клинка. Люччо знала свое дело. Впрочем, этот ущерб можно считать побочным.
Клинок Стража легко, самым концом чиркнул по запястьям Мадригала.
Черные ленты, которыми были перебинтованы запястья, внезапно вспыхнули ярким огнем — особенно ярко полыхали письмена, словно их вышили магниевой нитью. Любой оберег, рассчитанный на то, чтобы противостоять полноценной, без дураков, магии, аккумулирует в себе довольно много той или иной энергии. Клинок Рамиреса всего лишь высвободил ее.
Мадригал бросил взгляд на пожирающий его руки огонь и пронзительно заверещал.
Я чуть пригнулся, стиснул кулак сильнее, прищурился и усилием воли высвободил всю энергию моих перстней до последней капли — все, что оставалось в них после нападения вурдалаков, и то, что я успел добавить в них с тех пор.
Струя невидимой энергии ударила Мадригала в живот снизу вверх. Размахивая горящими руками, он огненной кометой перелетел через толпу Рейтов и со зловещим хрустом впечатался в каменную стену пещеры.
Изломанное до неузнаваемости, окровавленное тело рухнуло на пол и не подавало признаков жизни.
— Что ж, — прорычал я. — Один-ноль в пользу чародеев.
Я повернулся к Вито — тот только теперь выбрался из груды невезучих Скави, Мальвора и вяло реагировавших на происходящее невольников. Он выпрямился, держа в руке шпагу.
Я смотрел на него сквозь светящийся купол. У меня над ухом охнули, и Рамирес стал рядом со мной, держа в одной руке окропленный розовой кровью Мадригала меч, а другой опираясь на посох: раненая нога давала о себе знать. Не убирая защитного купола, я подобрал свой жезл и подкачал в него энергии. Новый оберег требовал от меня больше сил, и я начинал уставать — но делать все равно ничего не оставалось, кроме как довершить начатое.
Пещера наполнилась шорохом и шарканьем. Вампиры повставали на ноги и подходили ближе к барьеру из невольников, чтобы лучше видеть развязку. В толпе оживленно перешептывались. Тетка Витто стояла недалеко от него, прижав руку к горлу — но взгляд ее оставался внимательным, оценивающим. Краем глаза я разглядел силуэт Лары — она подалась вперед, заглядывая поверх головы стоявшей перед ней невольницы, в которой я узнал Жюстину. Лара жадно, нетерпеливо облизывала губы; глаза ее голодно сияли.
От этого зрелища меня начало мутить, но мне кажется, я начал понимать, что с ними происходит.
Смерть приходит к вампирам не быстро — но когда приходит, забирает тех, которые могли бы еще жить и жить. При всем неестественном магнетизме вампиров Белой Коллегии, столь прекрасных внешне и столь извращенных внутри, при всей их способности подарить тебе величайшее наслаждение в твоей жизни, даже ценой этой самой жизни — при всем этом сами они тоже чувствительны к этому магнетизму.
В конце концов, они как обычные зеваки любят поглазеть на смерть. Они видят смесь ужаса и восторга на лицах тех, кого они убивают. Они питаются эмоциями, высасывая чужую жизнь, но никогда не забывая о том, что рано или поздно с ними случится то же самое. Что придет день или ночь, и настанет их очередь встретиться с костлявой, и они падут точно так же, как делали это снова и снова их жертвы.
Смерть уже забрала Мадригала Рейта. И очень скоро заберет Витто Мальвора. И всем до одного вампирам Белой Коллегии не терпелось увидеть, как это случится, как это коснется их, по поразит на этот раз кого-то другого.
Словами не описать, как им не хватает смирительных рубашек.
Психи ненормальные.
Я выкинул это из головы. Я еще не довершил начатое.
— Ладно, — буркнул я Рамиресу. — Готов?
Он оскалился в свирепой улыбке.
— Поехали!
Витто Мальвора, последний оставшийся в живых из убийц Анны, спокойно смотрел на меня побелевшими от Голода глазами. Мне показалось, что для человека, стоящего перед готовыми вот-вот убить его разъяренными чародеями, вид у него не слишком чтобы испуганный.
Да что там, вид он имел, скорее… довольный?
Ох, блин!
Витто откинул голову назад и развел руки в стороны.
— Убей его! — рявкнул я, убирая щит.
— ГОСПОДИН! — взревел Витто, заглушая все остальные голоса в пещере, и я услышал в его голосе не только физическую мощь, но и магическую силу.
Только доли мгновения не хватило Рамиресу для того, чтобы перекинуть меч в левую руку, высвободив правую для разряда зеленого огня, но за это время вампир успел опустить руки, перекрестив их перед собой и прошипев несколько слов на незнакомом мне языке. Комок зеленого огня разбился об эту преграду, хотя капли его все-таки коснулись рук Витто и выжгли на коже здоровенные обугленные язвы.
— Черт! — выругался Рамирес.
Но времени на ответ я тратить не стал.
Я всей кожей ощущал это. Ощущал энергию, сгустившуюся на полу пещеры перед белым троном. Не взрывчатую магию, но сильную, пульсация которой проникала до костей. Мгновением спустя я узнал ее. Слабое, угасающее эхо такой же я слышал несколько месяцев назад в той пещере, в Нью-Мехико.
Послышалось низкое гудение. Потом к нему добавилось еще одно. И еще. А потом в воздухе перед троном возник вихрь. Пару секунд он вращался, потом застыл, превратившись в висящий на высоте нескольких дюймов от пола продолговатый диск непроглядной тьмы. Он словно раздвинул пространство пещеры, и в Провал выплеснулся из него влажный, ледяной, пахнущий плесенью воздух Небывальщины.
Мгновением спустя в проходе что-то шевельнулось, и из него выпрыгнул вурдалак.
Ну, я назвал его вурдалаком. Однако при всем сходстве с вурдалаком он словно явился из другой эпохи. Ну, знаете, это как наскальные рисунки времен последнего ледникового периода — большая часть изображенных на них животных нам знакома, только ростом они больше нынешних, мускулистее, у многих видна лишняя пара клыков, или рогов, и бока покрыты броней.
Эта тварь была того же порядка. Восьми футов роста, размах его сутулых плеч напоминал больше гориллу, чем гиену или бабуина, на которых смахивают обычные вурдалаки. От последних его отличали также костяные пластины на скулах и более массивная нижняя челюсть. И вообще, черты его казались гипертрофированными подобиями черт тех тварей, с какими я уже имел дело в прошлом. Зазубренные роговые пластины на кулачищах позволяли ему крушить и мозжить не менее эффективно, чем рвать и кусать. И еще: надбровные дуги он имел такие выступающие, что глаза под ними только угадывались по блеску.
Вурдалак пригнулся и одним прыжком одолел добрых двадцать футов, приземлившись с таким рыком, что я ощутил неприятную слабость в коленях.
