Валерия Калужская - Магиум советикум. Магия социализма (сборник)
– С утра пораньше? Товарищи с Ямайки предпочитают ночь…
– Жаждут познакомиться, Иван Григорьевич. Говорят, ваши достижения их несказанно потрясли. Желают внимать перлам мудрости.
Генерал-майор поморщился. Ёлочка как обычно: то ли всерьез, то ли глумится над начальством. И не придерешься.
– Кто еще от нас?
– Боевой маг и переводчик с патуа.
– Хорошо. Жди к обеду, милая.
Новая пауза, еле заметная, очевидная только для Ивана, затем тот же холодный официальный голос:
– Что приготовить, дорогой?
Соколов чуть не фыркнул, но сдержался. Это тоже входило в условия игры: никакого внешнего проявления.
– На твой вкус, душа моя. – И дал отбой. – На выставку, Федя.
Шофер кивнул. Фуражка, намертво закрепленная на черепе, не сдвинулась ни на миллиметр.
…До Выставки Достижений Народного Магического Искусства домчали за пятнадцать минут. У белоснежных колонн Иван привычно поднял голову, полюбовался скульптурой, известной как «Рабочий и Колхозница»: два исполинских костяка вздымают нацеленную в зенит ракету. Затем направился к «шестому павильону» – экранированному бункеру, предназначенному для магических экспериментов.
Его ожидали четверо. Статный Растафари в расписной, до пола, распашонке. Борода, дреды из-под зелено-желто-красного берета, в общем, как обычно. Раста курил исполинскую самокрутку.
Прочие были одеты консервативно: в белые саронги. И, к облегчению Соколова, не курили.
При делегации маялся солидный мужчина с отекшим лицом, в серой пиджачной паре, и скромно топталась пигалица с тощими косичками. Иван решил было, что пиджачный – специалист по боемодификантам, а пигалица – переводчик, но понял, что ошибся: от девчонки шла мощная волна силы, а вот товарищ в костюме испускал лишь запах перегара, слегка разбавленный одеколоном «Житан». Хлыщ жадно принюхивался к самокрутке Растафари.
Раста, величественно взмахнув руками, отвергнул переводчика и воскликнул:
– Джа благословляет тебя, Повелитель Мертвых!
По глумливой роже Растафари нельзя было догадаться, всерьез он или шутит, следуя заветам своего веселого бога. Говорил он на чистейшем русском, певуче растягивая гласные, что только добавляло двусмысленности его речам.
Белосаронговые товарищи коротко поклонились, от них отделился который постарше, с белой бородкой и седой шевелюрой:
– Восхищение хотим выразить товарищу бокору Вану, – и посмотрел генерал-майору в глаза. У Соколова перехватило дыхание. Он узнал седого…
– …не пройти, Бокорван, глубоко, – усталый голос проводника.
Весенние паводки превратили Конго в огромное черное озеро, затопившее прибрежные мангры. Иван вспомнил: «…это как оказаться в изначалье мира, когда на Земле буйствовала первобытная жизнь и парили гигантские деревья. Это покой безжалостной силы, погруженной в созерцание непостижимых намерений…»
– Танга… Нам кровь из носу нужно попасть на тот берег, к горам. – Иван посмотрел на черного проводника, на лошадей, ослепших от жестокого африканского гнуса, на весь свой малочисленный отряд, ослабевший от недоедания и дизентерии… – Нам нужно туда, – настойчиво повторил лейтенант Соколов, для местных – бокор Ван, или Бокорван, к чему уже привык и воспринимал почетное прозвище как должное.
– Еще змеи. И пиявки – вот такие! – раскинув руки на всю длину, показал проводник. – Съедят.
Лейтенант кивнул. Съедят. Но… Есть приказ: добраться до предгорий, отыскать артефакт и доставить на Родину.
Иван вздохнул, подошел к самому краю разлива, узким языком уходящего вдаль. Поднял руки и прикрыл глаза. Есть! Есть жизнь на Марсе!
Под темной толщей воды, вековыми наслоениями ила, под путаницей корней и гнилой травы, в глубине, он нашел то, что могло спасти экспедицию. Крепче поставил ноги в раскисших сапогах, не оборачиваясь, приказал:
– Танга! Всем от воды! И пусть крепко держат лошадей!
А черное разводье уже бурлило, как гигантский котел, на поверхности лопались вонючие пузыри, затем поднялась муть, и, наконец, явился он. Скелет исполинского диплодока. Иван не помнил наверняка, в какую эру, но точно миллион лет назад эти ящеры водились в Африке…
Скелет был белый, кости чисто поблескивали под жирной черной жижей, стекавшей с остевых гребней, с огромных спинных позвонков, покатой длинной шеи, небольшого черепа, уже показавшегося из-под воды… На удивление хорошо сохранился. Все кости, кроме нескольких ребер, были целы.
Диплодок воздвигся из трясины, застыл над манграми, над душными испарениями и туманом, стелющимся по воде, безмолвный и безучастный.
Иван поставил ногу на череп, пробуя, и осторожно пошел по позвоночнику, проверяя кости на прочность.
– Танга! Мы поедем на этом. Дальше участие в походе добровольное. Кто не согласится идти, возьмут лошадей, немного еды и патронов. Остальные пусть поднимаются…
– …Рад приветствовать вас, уважаемые! – Соколов коротко поклонился.
Переводчик снова сунулся, но Растафари поймал его за пиджак и, как ребенка, оттащил назад.
– Зачем нам этот человек? – вопросил он басом, в притворном удивлении подняв брови. – С Бокорваном мы будем говорить. Без лишних ушей… – и захохотал, наверное, представив, как обрывает лишние уши. – У мисси тоже найдутся дела поважнее, чем сопровождать старых негров, да?
Он слегка насмешливо кивнул в сторону пигалицы. Та упрямо затрясла косичками.
– Я не могу… – выбрав генерал-майора в качестве инстанции, повинилась она. – У меня задание!
И сделала большие глаза.
Раста – это понятно. Характерный узор кожаного ошейника, татуировки в уголках глаз… А прочие зачем?
Танга – постаревший, поседевший – банту. Третий – пигмей. Сухой, черный, как головешка, похожий на паучка Ананси. Последний – высокий, стройный, гордая голова на длинной шее – скорее всего, зулу… Интересная компания.
И уж точно им не нужен опыт Бокорвана в поднятии мертвых. Такие сами кого угодно поднимут.
У Ивана екнуло сердце. Телеграммы! Какой же он идиот! И ведь видел же, понимал! Но сознательно отворачивался, не хотел об этом думать.
Месяца три назад поступил первый сигнал о том, что энергии не хватает. Внезапные смерти – сначала единичные, теперь – уже сотни людей. Признаки…
…с глазу на глаз. От пиджачного избавиться. Стукач, как и все переводчики. Можно намекнуть, мол, то, что будет, – не для слабонервных. С похмелья сам откажется, изобретет предлог…
А что с девушкой? Соколов покосился на пигалицу. А хороша! Опыта, небось, маловато, но хороша… Может, и ничего, пускай себе? Уж она точно не сексот. Среди магов превыше всего ценится тайна. Как профессиональная, так и личная. Не стала бы девчонка тем, кто она есть, если б не умела молчать.
