Клайв Баркер - Проклятая игра
Ничто не двигалось в холле; она поманила Марти вниз. В проходе было тихо и, очевидно, пусто. Брир рядом, она это знала: но где? Он был большой и неуклюжий: ему сложно подыскать место, чтобы спрятаться. Может быть, взмолилась тут же она, он вообще не вырвался, а сдался, утомившись. Она шагнула вперед.
Без предупреждения Пожиратель Лезвий возник, крича, из двери передней комнаты. Резак распорол воздух. Ей удалось увернуться от удара, но при этом она потеряла равновесие. Рука Марти подхватила ее и отдернула от второго удара Брира. Пожиратель, промахнувшись, пролетел чуть вперед и врезался в парадную дверь; стекло затрещало.
— Бежим! — крикнул Марти, видя, что путь впереди свободен. Но сейчас Кэрис не намеревалась уходить. Есть время бежать и есть время сражаться: может быть, у нее больше не будет возможности отомстить Бриру за все унижения. Она скинула руку Марти и схватила покрепче свою палицу, которую все еще волокла с собой, обеими руками.
Брир выпрямился, нож все еще был у него в руке, и теперь он сделал яростный рывок к ней. Но она предупредила его атаку. Подняв доску и двинувшись на него, она опустила свое оружие ему на голову. Его шея, уже сломанная падением, хрустнула. Гвозди вошли в череп, и ей пришлось выпустить доску, оставив ее, как пятую конечность, свисать из головы Брира. Он упал на колени. Его трясущаяся рука выронила нож, другая ухватилась за доску и выдернула ее из головы. Она порадовалась тому, что вокруг была темнота: жижа его крови и чечетка, которую выбивала его нога на голых досках, — этого было более чем достаточно для испуга. Он простоял некоторое время на коленях, затем рухнул вперед, вдавливая нож и вилку, давно торчавшие в его животе, еще глубже.
Она была удовлетворена. На это раз, когда Марти дернул ее за руку, она пошла за ним.
Пока они двигались по коридору, послышался легкий стук. Они замерли. Что еще? Более терпеливый дух?
— Что это? — спросила она.
Стук прекратился, затем начался снова на этот раз вместе с голосом.
— Успокойся… Это люди пытаются здесь переночевать.
— Следующая дверь, — сказала она. Мысль о каких-нибудь жалобах показалась ей смешной, и когда они уже отходили от дома, прочь от сломанной двери погреба и остывшего отвара Брира, оба рассмеялись.
Они проскользнули вниз по темной аллее за домом к машине, где просидели несколько минут, смех и слезы душили их переменными волнами; два сумасшедших, должно быть, думали калибанцы, или какие-нибудь прелюбодеи, восхищенные ночным приключением.
XI
Наступление царства
56
Чэд Шакман и Том Лумис привезли послание Церкви Возрожденных Святых народу Лондона уже три недели назад, и они были сыты этим по горло. «Провели отпуск», — бурчал Том каждый день, когда они планировали свой маршрут. Мемфис казался очень далеким, и от этого они оба тосковали. Кроме того, вся кампания проваливалась. Грешники, которых они встретили на пороге этого заброшенного Богом города, были равнодушны как к посланию Преподобного о грозящем Апокалипсисе, так и к его обещанию Избавления.
Несмотря на погоду (или, может быть, благодаря ей), грех не был новостью номер один в Англии этих дней. Чэд их всех презирал. «Не знают, куда идут», — говорил он Тому, который знал все описания Потопа наизусть, но также знал, что они лучше звучат из уст золотого мальчика, такого, как Чэд, чем из его собственных. Он даже подозревал, что те несколько человек, которые остановились, сделали это только из-за того, что Чэд выглядел как простодушный ангел, а совсем не ради вдохновенного слова Преподобного.
Но Чэд был непреклонен. «Здесь грех, — уверял он Тома, — а где грех, там и вина. А где есть вина, там найдутся деньги для Божьего дела». Это было простое уравнение, и если у Тома были кое-какие сомнения в его этичности, он держал их при себе. Лучше его молчание, чем неодобрение Чэда: ведь их было только двое в этом чужом городе, и Том не собирался терять свет впереди.
Однако иногда было трудно хранить свою веру в неприкосновенности. Особенно в такой знойный день, когда твой полиэстеровый костюм липнет к телу и Бог, если он есть на небесах, ничем о себе не напоминает. Ни намека на ветерок, чтобы охладить лицо, ни облачка на небе.
— Кажется, это откуда-то? — спросил Том Чэда.
— Что «это»? — Чэд подсчитывал брошюры, которые им сегодня еще предстояло распространить.
— Название улицы, — сказал Том. — Калибан. Это откуда-то из Шекспира?
— Да? — Чэд закончил подсчет. — Мы избавились только от пяти.
Он передал кипу книжечек Тому и полез в карман за расческой. Несмотря на жару, он казался спокойным. Том в отличие от него, чувствовал себя потрепанным, перегретым и, как он опасался, легко сбиваемым с пути праведного. Чем именно, он точно не знал, но знал, что открыт внушениям. Чэд провел расческой по волосам, восстанавливая одним элегантным взмахом блеск своей шевелюры. Преподобный учил, что важно выглядеть как можно лучше. «Вы посланники Бога, — говорил он. — Он хочет, чтобы вы были чисты и опрятны, сияли в любом углу, в любой щели».
— На, — сказал Чэд, меняя расческу на брошюры, — твои волосы в таком беспорядке.
Том взял расческу, на зубчиках оставалось золото. Он предпринял вялые попытки как-то пригладить свои космы, пока Чэд пристально наблюдал. Волосы Тома не ложились так мягко, как у Чэда. Господь, возможно, досадует на него за это. Он вообще такого не любит. Но тогда что же Господь любит? Он не одобряет курение, пьянство, блуд, чай, кофе, пепси, «американские горки», мастурбацию. А этим существам, которые предаются всем перечисленным порокам, Бог помогает. Им, находящимся накануне Потопа!
Том молился лишь о том, чтобы воды, когда они хлынут, были похолоднее.
* * *Человек, который открыл двери дома номер 82 по Калибан-стрит, напомнил и Тому и Чэду Преподобного. Не лицом, конечно. Блисс был загорелым, крупным с виду мужчиной, тогда как этот франт — худым и болезненным. Но у обоих была какая-то скрытая властность, та же серьезность намерений. Его заинтересовали буклеты, и это был первый настоящий интерес за все утро. Он даже процитировал им Второзаконие — текст, с которым их не знакомили раньше, — и затем, предложив им обоим выпить, пригласил в дом.
Это был какой-то совершенно нежилой дом: голые стены и полы, запах дезинфекции и фимиама, еще чего-то, что уже почти выветрилось. Задняя комната, в которую он провел их, могла похвастаться только двумя стульями, ничем больше.
— Меня зовут Мамулян.
— Очень рады. Я — Чэд Шакман, это — Томас Лумис.
