Лорел Гамильтон - Арлекин
— К тебе он сам подошел.
— Когда мы начали встречаться, я еще не была копом.
— Нет, была истребительницей вампиров. Ему не следовало к тебе приближаться, да и ты должна была понимать, что от него держаться надо подальше.
— С кем я встречаюсь, Дольф, никак не твое дело.
— Мое, если оно мешает твоей работе.
— Я свою работу теперь делаю лучше именно потому, что ближе к монстрам и знаю их лично. — Я попыталась сесть — надоело, что он надо мной нависает. Живот тянуло, но боли не было. — Ты полагаешься в своей работе на мое знание монстров. Да каждый коп, что идет ко мне за помощью, рассчитывает, что я знаю о монстрах больше, чем он. А откуда, ты думаешь, я все это знаю? Оттого, что держу их на расстоянии и ненавижу, как ненавидишь их ты? Они не любят разговаривать с теми, кто их считает дерьмом. Не дают информацию тем, кто их заведомо ненавидит. Уж если тебе нужна чья-то помощь, так не плюй в протянутую руку.
— И сколько у тебя этих протянутых рук, Анита?
Невинный вопрос, но прозвучал мерзко.
— Достаточно, чтобы тебе помочь каждый раз, как ты меня зовешь.
Он снова закрыл глаза, смял блокнот в кулаке так, что раздался звук рвущейся бумаги.
— Если бы я тебя оставил там, где нашел, где ты поднимала мертвецов, ты бы никогда не встретилась с Жан-Клодом. Впервые ты попала в его клуб по делам полиции. По моим делам.
Он открыл глаза — в них стояла боль.
— Мы делали свою работу, Дольф.
— Когда ты смотришь в зеркало, тебе этих слов хватает, Анита? К концу дня тебе достаточно сказать, что мы делали свою работу, Анита?
— Иногда да. Иногда нет.
— Ты ликантроп?
— Нет.
— Твой анализ крови говорит другое.
— От моего анализа крови у врачей глаза на лоб лезут, и то же самое — в любой лаборатории, куда его посылали.
— Ты знаешь, что ты — носитель ликантропии?
— Да, четыре разных штамма.
— Ты знала.
— Выяснилось в больнице в Филадельфии, после дела зомби и ФБР.
— Ты об этом никому здесь не говорила.
— Ты меня ненавидел, что я встречаюсь с оборотнями. Узнай ты, что я носитель… — я развела руками. — Полагаться на твою реакцию я не могла себе позволить.
Он кивнул:
— Ты права. Ты права, что не сказала мне, но могла сказать Зебровски или кому угодно.
— Это на мою работу не влияет, Дольф. У меня болезнь, проходящая в бессимптомной форме. И никого это не касается, пока не сказывается на моей работе.
Но про себя я подумала: а что если какой-нибудь почти-зверь, что я в себе ношу, сорвется с цепи посреди расследования дела? Это было бы плохо. Ardeur у меня почти под контролем, так вот — теперь завелось еще что-то, что может помешать мне в полицейской работе.
— Анита, ты слышала, что я сказал?
— Прости, прослушала.
— Я спросил: откуда ты знаешь, что не сказывается? Откуда ты знаешь, что твои связи с монстрами не окрашивают твой выбор решений?
— Дольф, я устала. Устала, и мне нужно отдохнуть.
Почему я раньше не подумала? Я же в больнице, я могла просто застонать, что мне больно! Ой, торможу я сегодня…
Он расправил свой блокнот, попытался его разгладить, насколько это было возможно. Потом попробовал вложить обратно в карман, но блокнот покоробился и не хотел влезать. В конце концов Дольф оставил его в руке.
— Когда отдохнешь, я хочу поговорить с тобой. У тебя столько завелось секретов от твоих друзей, что приходится нам задуматься, на чьей же ты стороне.
— Уходи, Дольф. Просто уйди сейчас.
— Но он вот остается, — показал Дольф на Эдуарда.
— Он меня не оскорблял. Вел себя исключительно профессионально.
— Наверное, я это заслужил.
Кажется, он хотел сказать еще что-то, но просто протянул руку. Эдуард не сразу, но вернул ему пистолет. И Дольф просто вышел, тихо закрыв за собой дверь.
Эдуард сунул свой пистолет в кобуру и подождал несколько секунд, потом мы переглянулись.
— Ты не сможешь долго уходить от ответов, Анита.
— Я знаю.
— И не только тебе грозит беда.
— Ричард, — кивнула я.
— Он намекал.
— Если бы он знал, намеком бы не ограничился.
— Лейтенант Сторр не глуп.
— Я никогда и не говорила, что глуп.
— От ненависти он кое в чем кажется иногда глупым, но от нее же становится очень целеустремленным. И если эта цель — ты или твои друзья, то…
— Да знаю я, Эдуард, знаю.
— И что ты собираешься делать?
— Нет такого закона, который запретил бы мне встречаться с монстрами. С точки зрения закона это то же самое, что запретить федеральному агенту встречаться не с белыми. С точки зрения пиара — просто кошмар.
— Кстати, насчет слуги-человека: этот вопрос в федеральных правилах не упоминается.
— Ты проверял?
— Перед тем, как принять значок, прочел. Ничего не сказано, что тебе нельзя быть слугой Жан-Клода и федеральным маршалом.
— Потому что законы друг с другом не увязаны.
— Не важно, Анита. Важно другое: если даже Дольф узнает, ты прикрыта.
— По закону — да, но есть другие способы от тебя избавиться, если копы захотят, чтобы тебя на этой работе не было.
— Например, не вызывать тебя на дела.
— Дольф уже это делает.
— Я думаю, в их глазах спать с противником — так же плохо, как всякая метафизическая связь. Если не хуже.
Я подумала и ответила:
— В метафизике они не разбираются, а что такое трах — знают.
— Твоего лейтенанта почти так же, как с кем ты спишь, беспокоит, что ты спишь со многими.
— Многие копы в глубине души — ханжи.
— Да, лейтенант Сторр был бы так же в тебе разочарован, если бы ты спала только с людьми.
— Мне кажется, он видит себя чем-то вроде моего приемного отца.
— А ты кем его видишь?
— Мой начальник — в определенном смысле. Когда-то был моим другом — я так думала.
— Ты села — тебе не больно?
Я задумалась, прислушалась к своим ощущениям, выискивая, нет ли боли. Глубоко вдохнула, всей диафрагмой.
— Тянет кое-где, но не болит. Такое же тянущее ощущение, как когда не растягивается рубцовая ткань. Тебе оно знакомо?
— Знакомо.
— У тебя же нет таких жутких шрамов, как у меня?
— Про это знает только Донна, — улыбнулся он.
— А как там Питер, на самом-то деле?
— Держится храбро.
— Да Эдуард, я же не про то. Ему будут делать инъекцию или нет?
— Продолжают обсуждать.
— Ты должен сказать Донне.
— Она была бы за инъекцию.
— По закону решение принимает она.
— Одна из причин, по которым мы его сделали Питером Блэком — это чтобы он мог принимать решения. Я говорил с твоими мохнатыми друзьями — тигриную ликантропию сложнее всего подцепить. И она одна из немногих, которые держатся в семьях и могут быть унаследованы.
