Виталий Вавикин - Дети ночных цветов. Том 2
– Вижу, удалось немного поспать? – спросила она Донована, спешно одергивая подол платья. – Кормление помогло?
– Да. Спасибо, – Донован замялся. – Простите, но я даже не знаю вашего имени.
– Дженни, – женщина улыбнулась, устало протягивая руку. – Дженни Аларик. Я из Белвью, это недалеко от Сиэтла.
– А я из Чикаго, – Донован улыбнулся в ответ. – Это просто Чикаго.
– Никогда не была в Чикаго, – призналась Дженни.
– Никогда не был в Белвью.
– Ну, это поправимо. Хотите, я объясню вам, как туда проехать?
– А вам объяснить, как проехать в Чикаго?
– Боюсь, Чикаго найти гораздо проще, чем Белвью.
– И чем вы занимаетесь в Белвью?
– Филипом, – Дженни подняла колыбель, показывая младенца.
Глаза ребенка были черными, глубокими. Он смотрел на Донована, изучал его. Донован вздрогнул, бросил короткий взгляд на Дженни. Она продолжала улыбаться.
– Что-то не так? – спросила Дженни.
Донован не ответил, вернулся в свой номер, разбудил Сэнди.
– Что случилось? – растерянно спросила она, не успев проснуться.
– Мы уезжаем.
– Что?
– Сейчас же! – прикрикнул на нее Донован. Она вздрогнула, заморгала, оглядываясь по сторонам. Крик Донована разбудил Бонни. Девочка открыла глаза и зашлась плачем.
– Можно я хотя бы умоюсь? – спросила Донована Сэнди.
– После. – Он приоткрыл занавеску, выглянул на улицу.
– Да что случилось, черт возьми? – Сэнди взяла Бонни на руки, пытаясь успокоить. – У нас проблемы?
– Я не знаю. – Донован не моргая следил за Дженни. Она по-прежнему сидела на крыльце. Колыбель была пуста. Ребенок лежал на коленях матери. – Да собирайся же ты! – прикрикнул Донован на Сэнди. Она вздрогнула, бросила на него гневный взгляд, но спорить не стала.
Они вышли на улицу.
– Уже уезжаете? – спросила Донована Дженни Аларик. Он не ответил.
– Кто эта женщина? – спросила Сэнди уже в машине.
– Я не знаю.
– Но она, кажется, знает тебя.
– Я не уверен.
– Что?
– Ее ребенок похож на тех детей, которых мы забрали из Милвилла.
– На Бонни?
– Да.
– Хочешь сказать, что Хоскинс следит за нами?
– Хочу сказать, что я не знаю. – Донован включил зажигание. – Это может быть случайность, а может быть нет. – Он выехал со стоянки.
Дженни Аларик поднялась на ноги и помахала ему на прощание рукой.
– Мы не сможем бежать вечно, Стэнли, – сказала ему Сэнди.
– Я знаю. И я не бегу. Просто не хочу оставаться в том отеле.
– Ладно, но что потом?
– Переночуем в другом отеле, а завтра вернемся в Чикаго, – сказал Донован, но переночевать в другом отеле не удалось.
Дорога словно вымерла – черное, выныривающее из сгущавшихся сумерек полотно. Единственный отель, который встретился им, оказался переполненным, поэтому, когда время перевалило за полночь, не осталось ничего другого, кроме как остановиться у обочины и провести ночь в машине.
К полудню следующего дня они вернулись в Чикаго. Спустя неделю Донован вышел на работу.
– Только не говори, что собираешься остаться! – зашипела на него Сэнди. Донован заверил, что это временно, но заверения растянулись сначала на месяц, затем на год.
Бонни исполнилось четыре. Она снова начала ходить и уже пыталась разговаривать.
– Думаешь, она когда-нибудь станет нормальной? – спросила Сэнди Донована.
– Думаю, она уже нормальная, – сказал он.
Следующий год Сэнди продолжала ухаживать за девочкой, затем устроилась на работу, придя к выводу, что отправить Бонни в специальную школу будет лучше, чем держать возле себя.
– Если она действительно нормальная, то скоро все станет на свои места, – решила Сэнди. О том, чтобы уехать из Чикаго, она больше не думала – не было для этого причин. Никто не искал их, никто не преследовал.
Глава шестнадцатая
На девятом году жизни Бонни перевелась в нормальную школу. Когда ей исполнилось десять, у нее появилась сестра. Спустя еще два года Сэнди родила Доновану сына. Мальчик появился на свет ночью. Донован уехал вместе с Сэнди в больницу, оставив Бонни присматривать за младшей сестрой. Бонни не спала всю ночь. Просто сидела у окна и смотрела в густую темноту, которая, казалось, хочет что-то сказать ей, но не может докричаться до нее. Бонни открыла окно, но причиной были не стекла. Нет. Причиной было нечто другое. Оно стучало, билось в невидимую стену. Но оно было еще слишком слабым.
Бонни уснула утром, когда вернулся Донован. Уснула, надеясь, что удастся забыть странную ночь, но голос вернулся. Несуществующий голос из-за несуществующих стен.
«Может быть, виной всему мои детские болезни? – думала Бонни, вспоминая, как долго не могла пойти в нормальную школу. – А что если эти болезни вернутся?» Мысль так прочно засела в голове, что страх стал нестерпим.
– Я ведь не стану снова отсталой? – спросила она мать.
– Отсталой? – Сэнди вздрогнула, но тут же заставила себя улыбнуться. – Конечно, нет.
– А как называлась та болезнь?
– Болезнь? – Сэнди снова улыбнулась, но на этот раз уже как-то глуповато. – Зачем тебе? Это уже в прошлом, к тому же…
– Я должна знать! Мне кажется, что я должна знать.
– Вот как… – Сэнди смерила Бонни серьезным взглядом. – Да я уже и не помню.
– Ты врешь.
– Спросил у Стэнли. Может быть, он знает.
– Ты моя мать, и ты не знаешь, чем я болела в детстве?!
– Все дети болеют, Бонни. Думаешь, мать обязана знать каждую болячку на теле своего ребенка?
– Это была не болячка!
– Это был пустяк, о котором сейчас лучше не вспоминать.
– А если это вернется? Если я уже сейчас чувствую, как это возвращается? Последние годы. Ночами. Когда лежу в кровати и не могу заснуть. Лежу и слушаю, как кто-то пытается мне что-то сказать. Кто-то, кого нет. Не может быть. Но он есть. Есть в моей голове. Что тогда? Что ты будешь делать, если я снова стану отсталой? А что если это можно предотвратить? Что если достаточно принять какую-нибудь таблетку и все пройдет? Что ты скажешь на это?
– Скажу, что у тебя просто переходный возраст.
– Мне нет еще и тринадцати!
– У меня это началось примерно в тринадцать.
– Но ты не страдала слабоумием!
– И ты не страдала.
– Чушь! – крикнула Бонни. Она ушла в свою комнату, громко хлопнув дверью.
– Думаешь, с ней действительно что-то происходит? – спросила Сэнди вечером Донована.
– Я не знаю, – честно признался он. – Но думаю, будет лучше, если ты понаблюдаешь за ней какое-то время.
– Да. Пожалуй, ты прав, – согласилась Сэнди. Но Бонни обманула ее. Обманула всех. Даже себя.
Голоса не ушли, но она научилась не замечать их, игнорировать. Просто лежала в кровати и думала о чем угодно, кроме смысла того, что звучит в ее голове. Голоса злились, рыдали, посылали проклятия… Но затем они стихли. Стихли почти на год. Стихли, позволив Бонни поверить, что все это было вымыслом, детской фантазией, страхом. И как только она в это поверила, то голоса вернулись. Они пришли во снах, ворвались в ночную жизнь. И это были вовсе не гормоны, о которых говорила мать. Это было безумие. Словно сам ад разверзся, проглотив Бонни. Порочный, смрадный.
