Фрэнсис Вилсон - Рожденный дважды
18
— Вы недостойны произносить эти молитвы! — кричал Билл. Но они, словно не замечая его присутствия, продолжали молиться, склонив головы и сложив перед собой руки.
Чтобы не слышать их молитв, Билл стал думать о Кэрол. Несколько минут назад ее мольбы и раздирающие душу рыдания внезапно прекратились, после чего он услышал, как закрыли дверь в кухню. «Боже мой! Боже мой! Что они делают с ней там?» Он чертовски хорошо знал, что они делают, но разум отвергал страшную догадку, особенно потому, что творилось это во имя Бога. Если бы только они послушали его! Если бы только… Штора, которой была укрыта Эмма, шевельнулась. Билл уставился на нее, не повторится ли увиденное, в полной уверенности, что ошибся. Но штора снова шевельнулась. Ему стало нехорошо. Это не было случайное движение коченеющего тела, если такое вообще возможно. Тело Эммы Стивенс поднималось под шторой.
Молитвы застряли в горле брата Роберта и так называемых Избранных, когда они заметили это. В комнате воцарилась мертвая тишина, они застыли на месте и, раскрыв рты, смотрели на тело, поднимавшееся под шторой. Билл тоже лишился дара речи, но тайком бросил взгляд на Иону Стивенса и испугался при виде того, как сверкают, жадно следя за происходящим, его глаза и кривятся губы в усмешке.
Штора соскользнула на пол, и перед теми, кто был в гостиной, предстала Эмма — окровавленный топор все еще торчал из ее проломленного затылка. Она неуверенно, медленно повернулась к ним лицом; ее широко раскрытые глаза ничего не выражали, нижняя челюсть отвисла, на лбу и щеках чернели пятна засохшей крови.
В следующее мгновение оцепеневшие Избранные, все, кроме одного, бросились вон из комнаты. Крича и натыкаясь друг на друга, они спешили убежать от страшного зрелища. Спустя минуту Билл услышал, как с места сорвалась машина. Несомненно, кое-кто из них удрал, ища безопасного убежища у себя дома иди в церкви по соседству, но несколько мужчин осталось, сбившись в кучу в полутемной прихожей.
Только брат Роберт не двинулся с места.
Он вытащил из-под монашеского облачения блестящее медное распятие и поднес его к лицу Эммы.
— Возвращайся в ад, демон! — крикнул он. — Назад в преисподнюю, из которой ты вылезла.
Она склонила голову набок и вперила взгляд в распятие. Затем протянула руку и дотронулась до него, слегка поглаживая пальцами фигуру Христа.
Потом ее пальцы сжались, и она выхватила длинное, тонкое на конце распятие из забинтованной руки брата Роберта.
— Нет! Не смей брать его! — закричал он, не делая, однако, попытки отобрать у нее распятие. Он просто стоял и смотрел на нее, как и двое других свидетелей этой сцены.
Какое-то время Эмма держала распятие между ними длинным концом вниз. Она ухватилась за верхнюю часть, сжимая пальцами голову Христа.
Длинный тонкий конец, изображавший сам крест, сверкал в воздухе, делая медное распятие брата Роберта похожим на искусно выделанный кинжал. Эта мысль едва успела мелькнуть в уме Билла, когда Эмма молниеносным движением выбросила вперед руку и, зловеще ухмыляясь, глубоко погрузила тонкий конец распятия в грудь брата Роберта, слева, там, где сердце.
Вскрикнув от неожиданности, он отпрянул назад. Из раны хлынула кровь, расползаясь по пелерине алым пятном, точно на груди его распускался ярко-красный цветок. Он тупо посмотрел вниз на торчавшее из груди распятие, на взиравшего на него окровавленного Христа. Кровь била неровными толчками, подчиняясь беспорядочному ритму его предсмертно трепетавшего сердца. Брат Роберт посмотрел вверх, потом вокруг, и в конце концов его глаза остановились на Билле.
Билл содрогнулся под взглядом этих испуганных, страдающих глаз, но заставил себя выдержать его. Потом он увидел, как жизнь покидает их. Рот брата Роберта приоткрылся в тщетной попытке что-то произнести, но только струйка крови медленно потекла по бороде. Он рухнул навзничь, точно спиленное дерево, дернулся один раз и затих.
— Да смилостивится Господь над вашей душой, — произнес Билл вполне искренне.
Он поднял глаза и увидел, что Эмма уже забыла о своей жертве. Онемевши от страха, он смотрел, как она обошла его и направилась к кухне, и, пока она шла, топорище, торчавшее из ее затылка, мерно покачивалось при каждом ее шаге.
19
Грейс прервалась на мгновение, услышав крики и шум в гостиной. Но потом все стихло. Несомненно, Иона Стивенс пытался вырваться, и мужчинам пришлось утихомирить его. Хорошо, что их там много. Они обеспечат ей достаточно времени, чтобы завершить порученное ей Богом дело.
Все было готово.
Женщины придали Кэрол требуемую позу. Ее влагалище и промежность продезинфицированы бетадином. Третья женщина стояла в изголовье, готовая дать Кэрол дополнительную дозу хлороформа, если это понадобится. Еще одна женщина, стоя сбоку, держала в руках лампу.
Грейс смазала холодный стальной расширитель и вставила его во влагалище Кэрол.
Нет. Не Кэрол. Просто во влагалище. Грейс нужно отрешиться от того, что это Кэрол. Только тогда она справится со своей задачей. Это не ее племянница, это кукла, живой манекен.
Сначала она вставила расширитель боком, потом повернула его на девяносто градусов и сжала ручки. Его ложки разошлись, и складчатые стенки влагалищного канала лежали перед ней открытыми. Небольшое изменение угла, и стала видна шейка матки, розовый кружок размером с монету в 25 центов с глубокой ямочкой в центре — устьем матки, воротами в матку Кэрол…
Нет. Просто в матку. Чью-то матку. Кого угодно, но не Кэрол.
За шейкой матки, за устьем рос Антихрист.
Она взяла маточный зонд, тонкий металлический стержень с небольшой шишечкой на конце. Им она определит глубину полости матки Кэрол, нет, не Кэрол, а кого-то другого. Зная ее, она сможет избежать главного осложнения аборта — прободения матки.
После зондирования она постепенно расширит устье шейки, вводя изогнутые стальные расширители до тех пор, пока оно станет достаточно широким, чтобы пропустить кюретку.
Тогда она начнет выскабливание.
Она будет очищать внутренние стенки матки до тех пор, пока не удалит зародыш ребенка-Сатаны. А после этого возьмет окровавленные пленки и кусочки ткани и сожжет их в камине, а пепел развеет по ветру!
И мир будет еще раз спасен.
20
Кэрол медленно приходила в себя, прежде всего обретая зрение. Она смотрела на свое тело откуда-то сверху. Ей казалось, будто она заглянула в ущелье. Волосы на лобке были его дном, а поднятые бедра — высокими стенами, внутри которых виднелась голова Грейс, Кэрол попробовала пошевелиться, крикнуть, но ее конечности и язык не слушались.
