Игорь Середенко - С улыбкой хищника
Он подошел к столу, где лежал жалкий кусок воска, испещренный уколами иглы, и ткнул его пальцем. Восковая кукла откатилась и развалилась на два куска. «Нет, эти звуки не мог издавать Салех, — подумал Абрафо, — ведь мертвые не возвращаются, во всяком случае, они не шепчут».
Неожиданно для себя его посетила мысль о том, что кто-то играет с ним, как кошка с мышкой. Он вспомнил, что в последнее время, с тех пор, как он уничтожил Салеха, что-то его беспокоит — какое-то легкое внутреннее жжение, едва уловимое покалывание, сравнимое с укусом комара. Размышляя о своих врагах, а у него их было предостаточно, от завистников шаманов, до родственников им убитых или обездоленных людей, Абрафо стал медленно прохаживаться по коридору, между решетчатыми камерами. Неожиданно он вновь услышал чей-то шепот, сомнений быть не могло — шепот шел изнутри какой-то камеры. Но здесь была занята лишь одна камера. В ней находилась несчастная девушка, чей отец умер по вине Абрафо. Он замер, потом слился с темнотой и подкрался, совершенно бесшумно, заняв удобную позицию, он стал наблюдать, выхватывая из темноты смутный силуэт.
Захра находилась в своей камере, она уже потеряла счет дням и времени. Ее волосы слиплись от грязи и пота, в своем одиночестве она была доведена до безумия, но ее усталый взгляд все еще был полон решимости довести начатое дело до конца. Когда ее отец расставался с ней, он тайно от своих надзирателей, незаметно передал комочек воска ей. Захра, владевшая секретами магии, хорошо знала, что с ним делать и против кого ее сила будет направлена. Однако, потрудившись над изготовлением куклы, внешне схожей с Абрафо, и применив те знания, которыми Захра владела, она поняла, что ничего не знает о магии вуду. То ли ее силы были слабы, то ли маг был защищен, но ее магия не действовала. Весь пол в ее камере был испещрен тайными знаками, которые она нарисовала, использовав кусочек камушка, оторванного от стены. Но однажды она увидела в действии истинную магию, когда она наблюдала за действием «ритуала смерти». На ее глазах Абрафо разделывался с ее отцом, используя куклу Салеха. Захра, страстно желающая убить мага, время зря не теряла, она изучала ритуал, наблюдая за Абрафо. И теперь она применила его же метод убийства, но против него самого. Прежде всего, Захра надкусила свой палец и вылившуюся кровь смешала с воском. Прежнюю куклу Абрафо она сломала. Боль в пальце была ничто по сравнению с зародившейся и стократно увеличивающейся жаждой мести. Куклу Абрафо она сделала заново, на этот раз на ней была ее собственная кровь, каждая капля которой была пропитана ненавистью и жаждой мести. Для того, чтобы эффект от ритуала был разрушительней, она разместила куклу внутри круга, который был ею начерчен кровью. Кровь должна была принадлежать цыпленку, но такой возможности у Захры не было, собственная кровь не подходила. Но она не отчаивалась, и вскоре придумала, чем заменить кровь цыпленка. Однажды мимо ее клетки проползала крыса. Ей удалось заманить грызуна в клетку, использовав кусочек лепешки, которой ее кормили. Захра, как и все девочки, страшно боялась крыс и мышей, но она сумела перебороть в себе брезгливость и страх. Кровью крысы она начертила ритуальный круг. Далее она вымыла куклу в своей собственной крови. Это было нелегко, потому что на этот раз ей пришлось сделать надрез руки более глубокий, чтобы получить необходимый объем крови. При этом омывании она тихо, так чтобы не слышал маг, пела. Это была та же песня, которую использовал маг, когда расправлялся с Салехом. Ритуал она выполняла несколько раз, чтобы усилить его действие. Вот и теперь, пока маг, как она думала, был чем-то занят, Захра проводила ритуал, пела и омывала куклу в собственной крови, которая сочилась из ее пальца, кровь впитывалась в восковую куклу. Из потрескавшихся юных губ Захры тихо звучала ритуальная песня.
… Эшу и короаду рей
Вива Эолу Тланка-Руа
Сеу поиту и сегуру на энкрузильяда
И Ганга ке веем ди риба
Фирмар понту на мадругада …
Захра пела, еле шевеля губами, а песня, словно крадущаяся змея, шипела, ускользая сквозь решетку прочь.
Абрафо наблюдал за всем этим действом. На его лице появилась улыбка, выражающая презрение и жалость к врагу. Он выпрямился, вышел из своего тайного места и подошел к камере Захры. Девушка, увидев темный, низкий, уродливый силуэт мага, прекратила пение, и смелым взглядом ненависти уставилась на мага. Их разделяла решетка. Теперь он понимал, кто ему помешал. Не боясь девушки и ее магии, Абрафо открыл ключом замок решетки, демонстрируя, что ее магия бессильна. Он смотрел на нее равнодушно. Она выполнила свою роль, и теперь не была нужна ему.
— Знаешь, почему я не убил тебя? — внезапно, сухим, но твердым голосом, спросил маг.
— Потому что ты трус, — смело выбросила девушка. Несмотря на слабость и боль, мучающая ее, она готова была наброситься на Абрафо, как раненная дикая кошка, но решетка не позволяла ей этого сделать. Все время, что она находилась в неволе, ее не выпускали из темницы. Еду приносили и бросали в клетку, словно в ней был не человек, а держался хищный зверь. Нужду ей приходилось справлять в клетке, поэтому здесь была жуткая вонь. Правда, раз в три дня клетку чистили, а Захру переводили в другую клетку. Все эти предосторожности были вынужденные, маг боялся, что Захра, получив свободу передвижения по лагерю, может потерять свою девичью невинность, а она ему нужна была для его ритуала, девственницей. Поэтому он ограничил ее передвижения, свободу, зная, что в лагере имеется достаточно животных, готовых обесчестить девушку. На слова Захры: «о трусе», Абрафо не испытывал ни ненависти к ней, ни какой-то злобы. Он знал, что она безобидна для такого монстра магии, как он.
— Ты умрешь! — крикнула Захра, она сжимала в руках куклу. Сжав ее со всей силы, так что воск пролез сквозь пальцы, девушка бросила куклу в мага. Кукла зацепилась за решетку, перелетела в коридор и упала у его ног.
— Твоя магия безобидна, хоть ты всю кровь из себя выльешь, — тихо прошипел ехидно Абрафо, его губы искривились в надменной улыбке. — Ты насекомое, я мог бы тебя одним пальцем раздавить.
Он, в общем-то, и намеревался это сделать, но не сейчас. Она была ему без надобности, ведь свою функцию она уже выполнила — он использовал ее чистую душу, для контроля над ее отцом. Теперь он был мертв, и она не была нужна. Убить ее он всегда сможет, но сейчас его тревожила другая проблема, куда более значимая. Он получил отказ. Впервые за всю его жизнь — его отшвырнули, ему отказали, его отвергли. А ведь он так много радовал своих хозяев, преподнося людские жертвы (в искусстве жертвоприношения он был мастером). Но теперь его хозяин отверг его, бросил, оставил одного.
