Дин Кунц - Что знает ночь?
Первый выстрел грохнул в ограниченном пространстве комнаты, как артиллерийский залп, сотряс стены, и пуля, раздробив переносицу, вонзилась в безумный мозг. Убийца пошатнулся, споткнулся, упал.
Джон вошел в спальню девочек, встал над лежащим на полу монстром и разрядил всю обойму в ненавистное лицо, вышиб глаза, которые видели агонию и страдания сестер, разнес рот, который осквернял их. Он не слышал ни одного выстрела после первого, но наблюдал, как ему казалось в тишине, за превращением уродливого лица в кровавый хаос.
Джон не помнил, как спустился в кабинет отца на первом этаже. Пришел в себя в тот момент, когда заряжал охотничье ружье, с тем чтобы выстрелить себе в рот и вышибить мозги, а с ними стыд и горе.
Его сестра умерла с надеждой, что благодаря ее лжи Джон может остаться живым. Он не мог расплатиться с ней таким трусливым уходом из жизни. Ему оставалось только одно — продолжать жить.
Вкус холодной стали оставался на языке, когда он услышал сирены: в полицию сообщили о выстрелах.
Они нашли его на коленях, рыдающего.
* * *Николетта обнаружила Джона в примыкающей к кухне подсобке, где он опускал жалюзи. Она прибежала из его кабинета, где, сидя за компьютером, читала дневник Олтона Тернера Блэквуда. Лицо ее цветом не отличалось от белой грунтовки, которую она использовала при подготовке холста для очередной картины.
— Твоя семья не была четвертой в его списке. Он собирался убить Кальвино третьими, а четвертыми — Пакстонов.
Джон пристально смотрел на нее, еще не полностью осознав смысл ее слов, но уже встревожившись.
— Психотерапевт, который прочитал дневник, тебе не сказал. Твоя семья стояла третьей в списке Блэквуда. Когда в ту ночь он пришел к вашему дому, на вашей улице стоял патрульный автомобиль. В нем сидели копы. Возможно, остановились, чтобы перекусить. Блэквуд испугался и отправился к Пакстонам. Тридцать три дня спустя вернулся, чтобы расправиться с твоей семьей.
Джон почувствовал себя мишенью. В этот самый момент кто-то смотрел на него в прорезь прицела. И пуля могла вот-вот вылететь из ствола.
— Если мы третьи, — продолжила Никки, — то нам не придется ждать до десятого декабря. У нас осталось только тринадцать дней.
— Но с чего ему отклоняться от исходного порядка?
— Почему нет? Он хочет это сделать, как и планировал изначально. Но, Джон… Господи!
— Что?
— Если он может изменить порядок, зачем ему придерживаться тридцатитрехдневного интервала?
— Периодичность серийного убийцы. Кто знает почему? Они сами этого не понимают.
Она покачала головой.
— Но сегодня. Сегодня, Джон. Тот самый день, что и двадцать лет тому назад. Если он может изменить порядок, поставив нас третьими, то может изменить и день. И этот день может показаться ему слаще ожидания.
ИЗ ДНЕВНИКА ОЛТОНА ТЕРНЕРА БЛЭКВУДА
Когда Мелисса сдавала карты, кладя их на стол рубашками вверх, Реджина не стала брать их по одной, а взяла уже все сразу, и мальчику, который слушал ее рассказ об убийстве его матери, показалось, что эта прекрасная девушка сдала его судьбу в этих семи картах, а прекрасная женщина держит ее в своих руках.
После рождения Мелиссы плодовитая Реджина произвела на свет троих сыновей, от которых теперь остались только младенческие кости, разбросанные по вырытой из могил земле. Анита после рождения уродливого мальчика не могла зачать в течение девяти лет, хотя Тиджей неустанно к этому стремился. В конце концов как-то вечером она вывела старика из себя, требуя новых послаблений для мальчика, хотя Тиджей предпочел бы держать его взаперти, и он огрел ее кочергой, которой поправлял поленья в камине своей спальни. Увидев, какой урон нанесен прекрасному лицу, Тиджей добил внучку той же кочергой.
Так что мать мальчика не бросила его, как ему говорили, из-за растущего отвращения к своему отпрыску. То была очередная ложь в море лжи, в которое превратился Краун-Хилл и семья Блэквудов.
Умерев, Анита более не могла защищать своего сына, и Тиджею более никто не мог помешать убить своего единственного сына (а также, в силу запутанности семейных отношений, внука и внучатого племянника), но он ограничился тем, что отправил мальчика в комнату под крышей башни, как живое напоминание, что в деле создания несравненной красоты в рамках одной семьи, то есть кровосмешения, сорвать розу можно, лишь рискуя уколоться шипом.
Попросив еще одну карту, Реджина собрала трех дам в восьми картах, что держала в руке, и выложила их на стол.
— Я рассказываю тебе все это, потому что Мелисса и я, мы обе, на первом месяце беременности. Я уже чувствую, что сделала достаточно, даже больше чем достаточно, чтобы заработать все то, что должна получить.
Уродливый мальчик смотрел на трех дам и мысленным взором видел, что у дам лица его красавицы-матери, его красавицы-тетки и его еще более красивой кузины.
Продолжая выкладывать карты, Реджина добавила к трем королевам две тройки и подкрепила их джокером.
— Пока ты будешь решать, что все это для тебя значит и как ты поступишь, исходя из этого, — продолжила она, — я хочу, чтобы ты помнил о следующем: во-первых, я сестра твоей матери, во-вторых, Мелисса не только племянница твоей матери, но и ее сводная сестра, в-третьих, из всех, кто жил и живет в Краун-Хилле, включая твою мать, только я сказала тебе правду.
Потом мальчик понял: она рассчитывала, что он убьет Тиджея. Вместо этого тем же вечером он запаковал рюкзак, положив в него только то, без чего не мог обойтись, включая и фотографию обнаженной Джулиан, висящей на потолочной балке. Он вломился в личные апартаменты Тиджея и, угрожая тому ножом, потребовал денег. Он не собирался причинять вред еще крепкому старику — Тиджею исполнилось семьдесят три года, — потому что за ним бы тут же началась охота. Свободу он ставил выше мести. В стенном сейфе у Тиджея лежали двадцать две тысячи долларов. Мальчик забрал также антикварные монеты, которые стоили тысяч пятьдесят.
В полночь мальчик вышел на дорогу, ведущую к главным воротам Краун-Хилл. Ворон дал ему ночь, и ночь стала его наставницей.
Теперь мальчик знал все, что знала ночь, получил необходимые уроки для жизни, которой теперь ему предстояло жить. Все рожденное умирает. Секс — это смерть. Смерть — это секс. Быть хищником лучше, чем быть дичью. Ад должен существовать из-за непреходящей потребности в нем. Небеса ему совершенно не нужны, потому что его ждали почет и привилегии в аду.
В самом начале нового дня мальчик миновал главные ворота, войдя в мир, который окружал Краун-Хилл. В тот самый момент он стал мною. Я — Олтон Тернер Блэквуд, и я — Смерть.
