Мария Семенова - Окольцованные злом
Вот что значит интеллигенция! Люди в белых халатах, мирно сидевшие рядом, вдруг разом допили свой кофе и кинулись выполнять врачебный долг, а подполковница придвинулась к заведующей поближе:
— У вас работала Ирина Константиновна Берсеньева.
— Как вы сказали? Да, Ирочка… — Голос Светланы Васильевны внезапно задрожал, и она сразу же превратилась из строгого руководителя медучреждения в седую шестидесятилетнюю женщину. — Господи, какая нелепая смерть!
— Да, этого не избежать никому. — Внутренне страшно обрадовавшись, подполковница изобразила на своем челе глубокую скорбь и томно возвела глаза к потолку. — Так вы помните ее, Светлана Васильевна?
Как я могу забыть свою лучшую подругу? — Та достала из кармана кружевной платочек, аккуратно приложила к уголкам глаз. — Мы дружили еще с училища, я ведь тоже начинала медсестрой.
Чтобы успокоиться, она молча допила остывший кофе и, горестно покачав головой, уставилась на подполковницу:
— А почему Ирочка заинтересовала Главное управление?
— Видите ли, Светлана Васильевна, — Астахова сделалась задумчиво-печальной и глубоко вздохнула, — долгое время у Ирины Константиновны не было детей, а где-то в начале шестидесятых появился сын Миша. Вам известно что-нибудь об этом?
— Мне и не знать? Да, если хотите, именно благодаря моим стараниям она этого ребенка и усыновила. Будете? — Заведующая положила в чистый стакан растворимого кофе, плеснула кипятку и пододвинула гостье. — Вот сахар. Вы ведь женщина, наверное, поймете. У Ирочки был инфантилизм матки, забеременеть и родить она в принципе не могла, так что, когда у нас произошел тот случай, я ей и посоветовала, мол, забирай ребенка, это судьба.
Заметив крайнюю заинтересованность в глазах Антонины Карловны, Светлана Васильевна поведала историю действительно занимательную.
В шестьдесят втором году к ним в роддом поступила несовершеннолетняя первородящая, естественно незамужняя. Рожала тяжело, порвалась вся, однако, что бы вы думали, произвела на свет двойню — мальчиков-близняшек. Хорошие, здоровые детки. А затем случилось нечто ужасное и совершенно непонятное. Когда молодой маме в первый раз принесли сыновей для кормления, на нее словно затмение нашло: глаза закатились, изо рта пена, потом как заорет дурным голосом и давай одного из младенцев душить!
— Знаете, у меня до сих пор ее крик в ушах стоит, — Светлана Васильевна вздрогнула и поставила чашку на стол, — что-то вроде: «Возьми его себе, владыка Перстня!» А самое непонятное в другом: как только полуживого ребенка у нее отобрали, она успокоилась, накормила второго и уснула, будто и не случилось ничего.
Заведующая закурила, задумчиво уставилась куда-то в угол. Астахова допила кофе и, деликатно выждав время, тронула ее за рукав:
— Светлана Васильевна, а нельзя ли узнать, как звали ту несовершеннолетнюю мамашу?
— Можно, конечно. — Заведующая затушила окурок и направилась к дверям. — Подождите, я недолго.
И правда, минут через пятнадцать она вернулась, держа в руке пожелтевшую от времени медкарту Ксении Тихоновны Башуровой.
ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ— Кис-кис-кис!
— Да вы, батенька, зря стараетесь, котик слышит неважно.
— Отчего же?
— Так, побили…
Почти по А. П. Чехову
Виктор Павлович Башуров сидел скрючившись в самом дальнем углу подвала и, жмурясь, выглядывал на улицу через пролом в стене. Очень хотелось пить, но вода в радиаторе отопления закончилась еще месяц назад. Чтобы хоть как-то обмануть жажду, он прижимался языком к ржавому железу трубы, сглатывая набегавшую тягучую слюну.
Совсем недалеко от его подвала находилась глубокая бетонная яма с чистейшей, не отравленной влагой, но идти туда сейчас было нельзя: солнце стояло еще высоко, и его палящие лучи убивали все живое.
Башуров уже не помнил точно, сколько времени прошло с той поры, когда вдруг резкий холодный ветер принес черно-фиолетовые тучи, из которых на землю стали падать градины размером с кулак. Потом заблистали молнии, поджигая все, что могло гореть, и наконец раздался звук, представить который невозможно, отчего твердь земная пошла волнами, а из проломов хлынуло на сушу огненное море. Людей погибло тогда во множестве, а на небе взошла красная пятиконечная звезда, и видевшие ее свет стали не живые и не мертвые, но словно безумные двуногие твари. Нестройными толпами бродили они, аки волки рыскающие, сея повсюду разорение, и светились адским пламенем три шестерки на их челе.
А потом упала та звезда на землю, и дан был ей ключ от кладезя бездны. И вышел оттуда дым, как из большой печи, и явились на свет всадники, имевшие на себе брони огненные, гиацинтовые, а у их коней головы были как у львов, а изо рта их выходили огонь, дым и сера, хвосты же были у них как у скорпионов, и в них были жала. И вел их ангел бездны по имени Аввадон, и в те дни люди, кои не были отмечены числом дьявольским, искали смерти и не находили ее.
Между тем от развалин по земле потянулись длинные тени, постепенно исчезая, — багрово-красный диск солнца нехотя уходил за горизонт. Все вокруг окутала мрачная серость сумерек, и медленно стал опускаться на мертвый город гнойно-зеленый светящийся туман.
Виктор Павлович мгновенно отпрянул от проема и, приложив к носу сложенное вчетверо полотенце крепко закрыл глаза, пытаясь вдыхать как можно меньше полного отравы воздуха. За стеной уже стало вовсю слышно бряцание панцирных пластин, стук копыт о землю и голоса громоподобные, нечеловеческие, — это сновали в тумане Губители, выискивая Не отмеченных печатью. Внезапно в ночи раздался рев, перешедший в истошный визг. Даже представить трудно, что может так кричать человек, но вопль повторился, затих, а Башуров, вообразив, что сделалось с несчастным, вздрогнул и, обхватив голову руками, замер.
Наконец гнойная пелена тумана рассеялась, и на небе показалась луна, ныне все время полная, цветом напоминающая гниющую плоть. В зловещем свете ее стали видны развалины, сгоревшие на корню деревья и мертвая земля, лишенная всякой растительности, зато обильно политая человеческой кровью.
Стараясь двигаться бесшумно и вслушиваясь в ночные шорохи, Башуров выскользнул из пролома и, огибая лужи с отравленной водой, метнулся к нагромождению бетонных плит, покореженного железа и мусора. Он услышал звуки раздираемой плоти, глянул в сторону, откуда они доносились, и, вздрогнув, побежал еще быстрее, — скопище огромных черных крыс пожирало останки пойманного Губителями человека.
Наконец Башуров осторожно пробрался под рухнувшее перекрытие, миновал несколько завалов и оказался в заброшенном подземном гараже. Давно, еще во времена Первого толчка, трубы здесь лопнули и наполнили ремонтные ямы вкуснейшей прозрачной водой, пить которую можно было без опаски. Чувствуя, как рот наполняется тягучей слюной, Башуров прокрался мимо навек застывших автомобилей, завернул за угол и вдруг замер, — в скудных лучах лунного света, пробивавшегося сверху, он различил человеческие силуэты.
