Марк Фрост - Шесть мессий
Остальные фургоны быстро покатили следом.
— Да пребудет с вами день славы, — пожелала женщина у ворот, улыбнувшись и помахав ему рукой.
— Спасибо, — откликнулся Иаков, помахав ей в ответ. — И вам того же.
Когда бревенчатый шлагбаум опустился прямо за ними, Эйлин выглянула из фургона. Караульные смотрели им вслед, не выпуская из рук винтовок.
— Ну и на какие мысли все это наводит? — осведомилась она.
— На мысли о настоящем религиозном фанатизме и руке очень умелого проповедника, — отозвался Иаков.
Когда Канацзучи придвинулся к ней, чтобы посмотреть из-за полога, Эйлин заметила произошедшую с ним явную перемену: он выглядел так, словно встреча у ворот вернула его к жизни. Сосредоточенный, с обостренными чувствами, движения вновь обрели кошачью выверенную грацию и настороженность. Хотя актриса не ощущала никакой угрозы для себя лично, она вдруг почувствовала, как он опасен. Японец казался ей больше похожим на хищного зверя, чем на человека.
— Чудные они, — тихо произнесла женщина.
— Серьезные люди, — отозвался Канацзучи.
— Улыбаются… счастливые?
— Нет. — Он слегка покачал головой. — Несчастливые.
За контрольным пунктом дорога резко улучшилась. Грунтовая, но хорошо утрамбованная, она оказалась такой ровной, что почти свела на нет тряску фургонов. Издалека, проносясь над плоской сухой равниной, до их слуха доносились слабые ритмичные звуки, словно что-то вбивали в землю. Эйлин, прикрыв ладонью глаза, всмотрелась в этом направлении, но не увидела ничего, кроме искаженного жарой горизонта.
— Что это там?
— Они устанавливают ограду, — промолвил Канацзучи. — Столбы, колючая проволока.
— Кто «они»?
— Люди в белом.
— Ты отсюда видишь?
Вопрос остался без ответа. Японец снял круглую шляпу Штерна, сбросил долгополый черный сюртук и принялся отдирать клочковатую бороду.
Они приближались к цели. Пришло время снова стать самим собой.
К девяти часам утра Главный телеграф Чикаго оказался буквально завален потоком ответов на их вечерние телеграммы. То, что под обращениями стояло имя Артура Конан Дойла, существенно повлияло на быстроту и подробность полученных ответов, особенно со стороны редакторов газет, большинство из которых хоть и признавались, что не располагают требуемой информацией, но просто не могли не воспользоваться случаем и не поинтересоваться дальнейшей литературной судьбой сами знаете кого.
Как и ожидалось, наиболее полезным с точки зрения информативности оказался пространный ответ, полученный из «Аризонского республиканца». Редактор писал, что все больший интерес вызывает к себе сравнительно недавно основанное религиозное поселение, лежащее в сотне миль к северо-западу. Именуемое Новым городом, оно располагается на частной земле: его основатели приобрели в собственность около пятидесяти квадратных миль бесплодной пустыни. Возможно, им некуда было девать деньги, однако ходили упорные слухи о том, что на этой территории найдены исключительно богатые залежи серебра. Каждому газетчику, пытавшемуся собрать материал для публикации о поселении, давали вежливый, но решительный отказ: местные жители ценили свое уединение и категорически не желали выставлять себя и свой образ жизни на публику. Причем такой подход отнюдь не пробудил какой-то особый интерес к этому месту, благо очень многие, отправляясь на Запад, как раз и искали на той малозаселенной территории возможность подальше от посторонних глаз устроить жизнь на свой лад. Один из направленных туда репортеров «Республиканца» и вовсе нашел Новый город столь привлекательным, что решил там остаться. Редакция не получила от него ни слова после телеграммы, извещающей о его намерении, в которой он кратко характеризовал это место как «некую утопию». Это, правда, журналистскую братию особо не удивило: то был холостяк из Индианы, странный, нелюдимый малый, не больно-то вписывавшийся в репортерскую компанию.
«Утопические социальные эксперименты были вовсе не редкостью и внесли свой вклад в развитие американского характера», — подумал Дойл.
Более сотни всяческих коммун выросли как грибы вскоре после Гражданской войны. Наибольшего внимания заслуживало сообщество перфекционистов на озере Онеида, в северной части штата Нью-Йорк, известное пристрастием к высококачественному столовому серебру, но еще больше своим упорным, категорическим неприятием моногамии. На противоположном полюсе сексуального спектра находились последователи Анны Ли, трясуны, или прихожане Тысячелетней церкви, исповедовавшие строжайший целибат и основавшие три десятка общин от Массачусетса до Огайо. То, как они собирались продержаться тысячу лет, отказавшись от возможности биологического воспроизводства, похоже, ничуть их не волновало, поскольку Ли предрекала, что конец их жизни станет одновременно и концом цивилизации, причем они станут единственными душами, невинность коих послужит им пропуском во врата Царствия Небесного. На вопрос, зачем же они изготовляли столь добротные, рассчитанные на очень долгий срок службы мебель и утварь, если оставить их все равно будет некому, вразумительного ответа у трясунов не было, но это их не смущало.
Отношение Аризоны к Новому городу лучше всего описать словами «Живи сам и давай жить другим», заявлял редактор. Он напоминал, что за последние несколько лет там же, на северо-западе, мормоны основали множество поселений, где живут так, как предписывает им их религия, и при этом процветают. Да что там, можно сказать, что весь штат Юта возник вокруг таких поселений, и в основе его благополучия лежат фермы и рудники трудолюбивых деятельных мормонов. Со стороны политиков Аризоны было бы глупо поворачиваться спиной к столь богатым потенциальным возможностям, исходя из нелепых, мелочных религиозных предубеждений.
Итак, город был экономически самостоятельным, самоуправляемым, граждане его хотели жить в соответствии со своими верованиями, никому не мешали, и никому до них не было особого дела, хотя в чем эти верования состоят, никто, похоже, не имел даже туманного представления. А если это еще и обеспечит землям, где они решили обустроить свою общину, некий приток финансов, как в случае с мормонами, то тем лучше, ведь в Америке каждому гарантирована свобода вероисповедания, — такова была позиция редакции «Республиканца».
Покопавшись в местной книжной лавке и вернувшись с подробной картой Аризоны, Иннес в соответствии с описанием редактора установил местоположение Нового города — в центре восточной части пустыни Мохаве.
