Джозеф Ле Фаню - Близкий друг
Это предположение само по себе было малоприятно; однако, если бы генералу удалось убедить Бартона, что наваждение его имеет не сверхъестественную, как он привык думать, а вполне реальную природу, суеверный ужас перестал бы терзать капитана и здоровье его, душевное и телесное, быстро пошло бы на поправку.
Кроме того, убеждал он капитана, если от призрака можно просто убежать, сменив место обитания и обстановку, значит, он не имеет ничего общего с потусторонним миром.
Глава 7. Путешествие
Уступив настояниям друга, Бартон в сопровождении генерала Монтегю выехал из Дублина в Англию. Они быстро добрались на почтовых до Лондона, оттуда — до Дувра и с попутным ветром отплыли на пакетботе в Кале. С той минуты, как они отчалили от берегов Ирландии, надежды генерала на скорое исцеление Бартона возрастали день ото дня, ибо, к величайшей радости последнего, призрачные видения, те, что на родине все глубже затягивали капитана в пучину отчаяния, после отъезда не беспокоили его ни разу.
Наконец-то он избавился от наваждения, которое уже начал считать неизбежным условием своей жизни. В душе его воцарилось невыразимо сладкое чувство безмятежного спокойствия. В восторге от полного, как он считал, выздоровления он строил тысячи радужных планов на будущее, в которое до недавнего времени боялся даже заглядывать. Короче говоря, и капитан, и его спутник в душе поздравляли себя с окончанием кошмара, доставлявшего своей жертве невыносимые мучения.
Пакетбот причалил к Кале. Стоял чудесный солнечный день, и толпа зевак прогуливалась по молу, ожидая прибытия корабля, дабы поглазеть на вновь прибывших. Монтегю пробирался сквозь толпу в нескольких шагах впереди капитана, как вдруг какой-то невысокий человек тронул его за рукав и произнес, на провинциальный манер растягивая слова:
— Месье, вы слишком торопитесь: смотрите, как бы вам не потерять в сутолоке вашего товарища, ему явно нездоровится. Ей-богу, бедняга вот-вот упадет в обморок!
Монтегю поспешно обернулся и заметил, что Бартон и впрямь смертельно побледнел. Генерал подбежал к товарищу.
— Что с вами, дружище? — встревожено спросил он.
Ему пришлось дважды повторить вопрос, прежде чем Бартон, запинаясь, ответил:
— Я видел… его… ей-богу, видел его!
— Его! Ах, негодяй! Кто? Где? Где он? — вскричал, озираясь, Монтегю.
— Я видел его… он ушел, — слабым голосом повторил Бартон.
— Но куда? Куда ушел? Ответьте, ради Бога, — лихорадочно умолял Монтегю.
— Он только что был здесь, — в забытьи бормотал Бартон.
— Но как он выглядел? Во что одет? Вспомните скорее, — взывал к капитану его друг, готовый броситься в погоню сквозь толпу и поймать злоумышленника на месте преступления.
— Он тронул вас за руку… заговорил с вами… указал на меня. Да сжалится надо мной Господь, мне некуда бежать, — в отчаянии произнес Бартон.
Монтегю, охваченный надеждой и яростью, уже пробирался сквозь толпу. Но, хоть он хорошо запомнил внешность незнакомца, обратившегося к нему, генералу так и не удалось отыскать в толпе никого мало-мальски на него похожего.
Он обратился за помощью к прохожим, и они откликнулись на зов тем более рьяно, что подумали, будто генерал стал жертвой грабителей. После долгих бесплодных поисков он, запыхавшись, оставил тщетные попытки.
— Ах, мой друг, это не поможет, — упавшим голосом промолвил Бартон. Он побледнел, точно столкнулся лицом к лицу со смертью. — Что проку бороться? Кем бы ни было это существо, вновь преследует меня, и нет спасения… нет спасения.
— Ерунда, дорогой Бартон, не говорите так, — успокаивал его Монтегю, с трудом скрывая разочарование. — Не стоит так тревожиться. Рано или поздно мы все равно изловим негодяя. Говорю — не стоит волноваться. Однако напрасно он пытался вселить в Бартона хоть каплю надежды; тот совсем пал духом.
Эта непостижимая власть, несопоставимая, казалось бы, с масштабами ее источника, быстро подтачивала разум, силы и здоровье капитана. Теперь он стремился поскорее вернуться в Ирландию и там, как он почти надеялся, в недалеком будущем умереть.
Первым, кого капитан увидел на берегу, сойдя с корабля в Ирландии, был его ненавистный преследователь. Бартон, казалось, утратил не только надежду и радость жизни, но и силу воли. Он полностью отдался на попечение друзей, проявлявших заботу о его благополучии.
Дойдя до последней грани отчаяния, он погрузился в апатию и безоговорочно принимал все советы друзей. Было решено, в качестве последнего средства, поселить его в дом леди Рочдейл, неподалеку от Клонтарфа, где по рекомендации врача, пребывавшего в уверенности, что все жалобы капитана проистекают от простого нервного расстройства, должен был обитать в затворничестве, не выходя на улицу, и пользоваться только теми комнатами, окна которых выходят в закрытый внутренний дворик с крепко запертыми воротами.
Следуя теории доктора, согласно которой капитан видел демона в любом человеке, имевшем хоть отдаленное сходство с фантомом, запечатлевшимся в его мозгу, теперь Бартон мог вздохнуть спокойно: при этих мерах предосторожности к нему не проникнет ни единое живое существо, которое его болезненное воображение могло бы принять за призрак.
Друзья надеялись, что через месяц-полтора полного затворничества страшные видения перестанут терзать капитана, тревожные предчувствия рассеются, и болезненные связи в мозгу распадутся сами собой.
Доктор организовал распорядок дня капитана так, чтобы он постоянно находился в приятном обществе друзей и милых дам, и питал самые радужные ожидания касательно того, что при таком уходе ипохондрия пациента вскоре исчезнет сама собой.
Итак, несчастный капитан Бартон, не осмеливавшийся лелеять надежду на окончательное избавление от страшной напасти, в буквальном смысле высасывавшей из него жизнь, в сопровождения леди Рочдейл, генерала Монтегю и его дочери, своей будущей невесты, вселился в апартаменты, расположение которых надежно защищало его от вторжения незваных гостей.
Строгое соблюдение установленного распорядка в скором времени начало приносить плоды: душевное и телесное здоровье капитана медленно, но вполне заметно улучшалось. До полного выздоровления было, конечно, еще далеко. Те, кто в последний раз видел его до начала необъяснимой болезни, поразились бы произошедшей с ним перемене.
Однако и такое улучшение было встречено друзьями с восторгом. Особенно радовалась юная леди — она была искренне привязана к капитану и тяжело переживала его нездоровье; бедняжка исхудала так, что была достойна жалости ничуть не менее своего жениха.
