Джозеф Ле Фаню - Близкий друг
— О да, помоги мне Господь, — эхом отозвался Бартон. — Но станет ли Он мне помогать? Станет ли?
— Молитесь Ему, молитесь усердно и с верой в душе, — сказал священник.
— Молитесь, молитесь, — снова откликнулся Бартон. — Но я не умею молиться — мне легче сдвинуть гору усилием воли. Для молитвы у меня недостаточно веры; что-то в моей душе мешает молиться. Ваш совет невыполним, буквально невыполним.
— Попытайтесь, и вы поймете, что это не так, — настаивал священник.
— Попытайтесь! Я уже пытался, и попытки эти лишь наполняли меня смятением и, иногда, ужасом. Пытался я тщетно, более чем тщетно. Стоит мне воззвать к Создателю, как разум мой заполоняют чудовищные, невыразимые мысли о вечности и бесконечности; они сводят меня с ума. Я в ужасе отшатываюсь. Говорю вам, доктор Маклин, если я и обрету спасение, то каким-то иным путем. Мысль о неизбывности Создателя невыносима для меня — мой разум не в силах ее принять.
— Тогда скажите, уважаемый, — продолжал священник, — каким образом, по-вашему, я могу быть вам полезен? Какими словами или делами я могу облегчить ваши страдания?
— Для начала выслушайте меня, — подавленно ответил капитан Бартон, с трудом превозмогая волнение. — Выслушайте, а я подробно опишу события, сделавшие мою жизнь невыносимой. Злобный демон довел меня до того, что я начал бояться смерти и загробного мира и в то же время возненавидел жизнь.
Бартон подробно описал происшествия, о которых уже рас сказывалось ранее, и продолжил:
— Я понемногу начал привыкать к НЕМУ. Я не видел этого демона во плоти — слава Богу, ЕМУ не дозволено появляться при свете дня. Благодарение Господу, время от времени я получаю передышку от невыразимых ужасов, какими сопровождается появление этого существа. Однако и во время этих передышек злоба ЕГО преследует меня; ни на час, ни на миг мне не удавалось избавиться от ощущения, что злой дух следует за мной по пятам, не спускает с меня глаз. Я беспрерывно слышу богохульства, вопли отчаяния, крики ненависти. Эти звуки несутся за мной, едва я заворачиваю за угол улицы, доносятся до моих ушей по ночам, когда я сижу у себя в спальне. Голоса преследуют меня повсюду, обвиняют в чудовищных преступлениях и — о Боже! — угрожают возмездием и вечными муками. Тс-с! Слышите? Вот ОНО! — воскликнул Бартон с безумной торжествующей улыбкой. — Ну что, теперь вы убедились?
У священника мороз пробежал по коже: в порыве ветра, ворвавшемся в комнату, ему послышался нечленораздельный вопль, исполненный злобы и ярости.
— Ну, что вы думаете об этом? — вскричал Бартон, обессилено хватая ртом воздух.
— Ветер воет в трубе, — ответил доктор Маклин. — Что еще я должен думать? Что тут необъяснимого?
— Это был повелитель сил воздуха, — с содроганием пробормотал Бартон.
— Полно, полно, уважаемый, — ответил священник, с трудом овладевая собой, ибо, несмотря на то, что дело происходило при ярком свете дня, почувствовал, что лихорадочное возбуждение гостя против воли передается и ему. — Не стоит поддаваться безумным фантазиям, постарайтесь обуздать не в меру разыгравшееся воображение.
— Знаю, знаю: «Противостаньте диаволу, и убежит от вас», так сказано в Библии, — с горечью возразил Бартон. — Но как ему противостать? Вот в чем вся загвоздка. Что мне делать? Что? Как быть?
— Это всего лишь ваши выдумки, уважаемый, — успокаивал капитана почтенный книгочей. — Вы сами терзаете себя.
— Нет, нет, сэр, никакие это не выдумки, — жестким тоном ответил Бартон. — Вы сами только что не хуже меня слышали глас преисподней — разве вы его придумали? Нет, это не выдумки.
— Но вы ведь часто видели этого человека, — возразил священник. — Почему вы не попытались заговорить с ним, взять за руку? Не слишком ли поспешно, если не сказать больше, делать, подобно вам, вывод о том, что существо это является потусторонним? Если подойти к делу разумно, все можно объяснить вполне реальными причинами.
— Это явление связано с определенными обстоятельствами, — сказал Бартон. — Нет нужды раскрывать их, однако для меня однозначно доказывают мистическую природу этого исчадия. Я знаю, что существо, преследующее меня, не принадлежит к роду человеческому — знаю это и могу убедить вас. — Помолчав немного, он добавил: — Заговорить с ним? Я не мог, не осмелился. При виде его я лишаюсь сил. На меня пристально смотрит сама смерть, демоны зла и ада торжествуют победу. Силы, память, дар речи — все покидает меня. О Боже, боюсь, сэр, вы не понимаете, о чем говорите. Да сжалится надо мной небо!
Он облокотился на стол и провел ладонью по глазам, словно пытаясь стряхнуть ужасное наваждение, и снова и снова бормотал последнюю фразу.
— Доктор Маклин, — капитан внезапно выпрямился и испытующе взглянул на священника. — Я знаю, вы готовы сделать для меня все, что потребуется. Теперь вы узнали о моем наваждении его характере. Истинная правда, я не в силах помочь себе сам; у меня не осталось надежды на спасение. Я погибаю в бездействии. Заклинаю вас, уделите моему рассказу хоть немного внимания и, если вы, как священник, можете чем-то помочь мне, вступиться за меня перед Господом — молю вас, заклинаю именем Всевышнего, дайте мне толику утешения, избавьте от смертной напасти. Сжальтесь надо мной, боритесь за меня. Вы — моя последняя надежда. Вы не можете мне отказать; для того я и пришел к вам. Отпустите меня с надеждой, пусть самой слабой, надеждой на то, что в конце концов я избавлюсь от наваждения, и у меня появятся силы выносить, час за часом, тот кошмар, в который превратилась моя жизнь.
Доктор Маклин заверил капитана, что будет истово выполнять все, что в его силах — молиться за несчастного. Наскоро распрощавшись, друзья расстались. Бартон поспешил к экипажу, ожидавшему у дверей, опустил шторки и уехал, а доктор Маклин вернулся в свой кабинет, дабы поразмыслить на досуге над разговором, столь неожиданно прервавшим его ученые занятия.
Глава 6. Он явился вновь
Вряд ли можно ожидать, что столь эксцентричные перемены в привычках и образе жизни капитана Бартона надолго останутся незамеченными в обществе. Вокруг них ходило немало предположений и кривотолков. Одни приписывали странное отчуждение капитана тайным денежным затруднениям; другие — нежеланию выполнять взятые когда-то давно обязательства; третьи утверждали, что у капитана, видимо, начинается душевная болезнь. Последняя версия оказалась наиболее правдоподобной и получила в свете самое широкое распространение.
Мисс Монтегю, разумеется, заметила эти перемены в самом зародыше, когда они лишь начали медленно нарастать. Живейший интерес к будущему спутнику жизни, а также доверительный характер их отношении дали ей блестящую возможность пустить в ход всю свойственную ее полу острую наблюдательность.
