Рэмси Кэмпбелл - Голодная луна
Огни начинались около церкви, самого удаленного от городского центра здания. Уличные фонари отбрасывали тени ив через изрытое кладбище, утыканное надгробиями, на церковные стены. Маленькое остроконечное крыльцо, как заметил Грейг, было освещено.
— Я хочу только получить информационный листок, — сказал Бенедикт. — А вы заходите, если желаете.
Маленькие замаранные горгульи выглядывали из толстых стен под высокой наклонной крышей. Свет струился на блестящую траву из высоких, узких, арочных оконец, каждое из которых было сложено из трех фигур, выполненных из цветного стекла. Они размещались так близко друг от друга, что создавали ощущение целостности. На самом деле, словно почувствовав себя ребенком подумал Грейг, фигур было несколько, а не одна. Когда он проследовал за Верой через церковный портик внутрь, память заставила его окунуться в детство.
Расположенный под сводчатым потолком, подпираемым колоннами, церковный неф был безмолвным и приветливым. Неверующим тоже открыта дорога сюда, подумал Грейг, когда Вера стала перелистывать книгу посетителей.
— Жаль, что многие люди сюда не ходят, это же прекрасная церковь. Между прочим, число подписей в этом году возросло, — сказала она, а потом воскликнула:
— Ох, дорогой! — Гизел заглянула через плечо матери и издала возглас отвращения. Кто-то нацарапал через всю страницу, заполненную подписями, непристойное ругательство. Все подписи были датированы прошлым месяцем. Прежде чем Грейг сумел собраться с мыслями и сказать что-нибудь по поводу увиденного, Гизел закричала:
— Вот что случается, когда люди перестают верить. Они не уважают ничего, для них не свят даже Господь.
— Я думаю, что Бог простит их, миссис Эддингс, — сказал священник, появившийся из глубины высокого дубового амвона. Он был приземистый, с раздутым «пивным» брюшком, краснолицый, с растрепанной седой шевелюрой. — Я больше беспокоюсь о том, что могут пострадать люди, подобные вам. Я думаю, это и будет грехом.
Гизел с открытым от удивления ртом воззрилась на священника:
— Вы, значит, считаете, что оскорбление Господа нельзя считать грехом?
— Я точно не скажу, кто это написал, но суть написанного сводится к следующему: это попытка увидеть Бога во всем, употреблять его имя всуе. Я почти уверен, что человек, совершивший это, надеялся на эпатаж окружающих. Эта церковь стоит здесь вот уже почти восемь столетий, а фундамент и того дольше — вы можете в этом убедиться, не так ли? До сих пор это не было расколом в глазах Господа. Подумайте теперь, каким незначительным по сравнению со всем этим кажется это маленькое ребячество.
— Вы уверены, что имеете право говорить так от имени Господа? — спросил Бенедикт.
— Это приходит с опытом, вы знаете. Я верю во всепрощающего Бога, и думаю, что вы также сможете почувствовать это здесь. — Он повернулся к Грейгу и Вере:
— Вы родители миссис Эддингс? Верно? Я слышал, что вы намерены присоединиться к моему приходу?
— Извините, — вмешалась Гизел. — Отец О'Коннел, это Грейг и Вера Уайльды.
Грейг пожал руку святого отца, сильную и теплую.
— Хотя мы уже на пенсии, мы могли бы переехать в Мунвэл и даже заняться какой-нибудь деятельностью. Однако я должен предупредить вас, — сказал он, смутившись от собственной растерянности. — Что мы не относимся к числу регулярных посетителей церкви.
— Если вы относитесь к числу постоянных посетителей пивных, то там вы и сможете меня часто увидеть. Вы родились в Мунвэле, не так ли? Вы когда-нибудь помогали украшать пещеру? Мы все еще украшаем ее цветочными панелями. Я лично считаю, что благодаря этому укрепляется мощь церкви…
— Я бы хотела, чтобы вы поближе познакомились с отцом О'Коннелом, — тихо сказала Гизел, словно не хотела быть услышанной отцом. — Вы ведь не становитесь моложе.
На улице Грейг сказал:
— Мне почти понравился этот священник. По крайней мере, он не верит в то, что можно что-либо навязать насильно.
— Может, он и должен поступать так, — заметил Бенедикт. — Нет ничего плохого в том, чтобы быть агрессивным во имя Господа. Он потерял большинство своих прихожан, когда начал выступать с проповедями, направленными против ракетных баз, словно не мог понять, что именно страх перед ними возвращает людей к Господу, в лоно церкви. Сейчас они желают более сильного руководства. Так как база расположена в непосредственной близости от Мунвэла, то люди и не хотят ходить в церковь, и не желают слушать такие вещи, которые он говорит, выступая против ракет. Мне кажется, он мог бы вернуть город к Богу, если бы не был таким мягким. Именно в этом причина такого количества преступлений у нас сейчас, потому что люди не выступают в защиту чьих-либо прав, во имя какой-нибудь правды. И нет ничего удивительного, когда их священник, кажется, боится этого.
— Ты что, собираешься еще оказывать помощь в предотвращении преступлений, а? — сказал Грейг, почти уверовав в то, что Бенедикт искал какой-нибудь довод для оправдания преступлений. — А как же наше дело? Или ты от него откажешься и поменяешь название компании?
— Оно не стало бы и наполовину тем, что оно есть сейчас, без помощи Гизел, — ответил Бенедикт, поглаживая жену по голове. — Изменение имен, направления — это, конечно, обычное дело в бизнесе.
Нашел повод, подумал Грейг. Ладно, будет достаточно возможностей вернуться к этому разговору. Только теперь он начал чувствовать присутствие города. По пути следования все дома располагались по разным линиям, не совпадая друг с другом, это были участки Хай-стрит, не имевшие тротуаров и мостовых, одни только земельные обочины, из которых высовывались канализационные раструбы. Улицы вели вниз через городскую площадь, через ряды домов к сухой долине. Зрелище изогнутых снопов света от фонарей, сходившихся в наступающем тумане, заставило его почувствовать ностальгию и умиротворенность. «Я не должен быть слишком благодушным», — напомнил он сам себе, как только они пересекли площадь Мунвэла по направлению к отелю.
Отель достраивали, увеличивая число этажей, в различные периоды истории; самые маленькие комнатушки находились под крутой крышей. В ресторане было предостаточно места, чтобы обслужить всех клиентов, даже в то время, когда все номера бывали заняты, но всякий раз, когда они попадали сюда, Грейг никогда не заказывал стол. Возможно, он должен был это делать — ведь каждому предоставлялся стол в этом помещении, собранном из высоких блоков, с полированным полом для танцев.
— Никогда мне не было так хорошо, — сказал Бенедикт. Для него это было сильно сказано.
