Бенджамин Перси - Красная луна
Тут же засвистели пули. Они попали в обшивку и в ликана. Патрик это слышал. Слышал, как металл пробивает плоть. Как вой чудовища захлебывается в крови. Как падает тело. Стрельба не прекращалась еще несколько секунд. Гэмбл так испугался, что скинул с себя труп соседки. Женщина соскользнула, тяжелая мертвая голова стукнулась ему в бедро, но мертвая рука продолжала цепко сжимать его плечо. Теперь Патрик видел белые искры и ярко-оранжевую дугу пламени: пули отскакивали от металлических подлокотников, прошивали пластик и сиденья, кромсали провода. Запах дыма заглушил запах крови.
Потом наступила долгая тишина. Патрик даже на несколько минут выпал из реальности, забыл, что самолет приземлился, что ликана застрелили, что с ним самим теперь все будет в порядке. В настоящее его вернул чей-то злой и испуганный голос:
— Есть тут кто-нибудь живой? Эй, есть тут кто-нибудь?
«Да», — хотел сказать Патрик. Но не смог. Как не смог он пошевельнуться и спихнуть с коленей труп. Пальцы запутались в волосах мертвой женщины. Он был не в силах даже поднять руку и подать знак. Сначала в самолет вбежали облаченные в черные бронежилеты солдаты с автоматами в руках.
— Все чисто!
Потом через аварийный люк эвакуировали пилотов. И позже, много позже, на борт поднялись агенты ФБР.
Маски, прозрачные очки, молочно-белые пластиковые костюмы, резиновые перчатки, бахилы. Двое несли планшеты. Фотограф, вооруженный камерой с длинным объективом, сделал несколько снимков распростершегося на полу ликана, а затем тварь запаковали в пластиковый пакет с молнией и вытащили из самолета. Тогда фотограф, перелезая через наваленные тела, добрался до салона первого класса, где сбилось в кучу и погибло столько народу. Некоторое время там мелькала вспышка, потом он вернулся в экономкласс и начал методично прочесывать салон: снимал сначала номер ряда, а потом трупы пассажиров.
В конце концов фотограф добрался до пятнадцатого ряда и окинул невидящим взглядом Патрика. И только когда тот моргнул, ослепленный вспышкой, фотограф отшатнулся.
— Бог ты мой! — сказал он, делая еще один снимок.
Вспышка высветила в памяти Патрика последующие несколько минут. Его вытащили из-за кресла.
— Ты ранен? — спрашивали его.
— Что произошло?
— Как тебя зовут?
— Как тебе удалось остаться в живых?
— Нет, — отвечал Патрик на все вопросы. — Нет, — повторял он снова и снова, будто не знал никаких других слов.
Кости ныли, зрение застила белая пелена, словно в каждом глазу образовалось по катаракте. Только теперь Патрик вспоминает, что почувствовал тогда: он внезапно сделался глубоким стариком, почти полумертвым, его словно бы выволокли из могилы.
Школа «Олд-Маунтин хай» врезается прямо в склон холма: красная покатая крыша и черные стены из грубо вытесанных кирпичей. Патрик объехал огромную парковку вдоль и поперек, но, кажется, все места заняты. Он внимательно смотрит по сторонам и то и дело жмет на тормоз, пропуская стекающихся к школе учеников. Те пригибаются под тяжестью рюкзаков, смеются, окликают друг друга, набирают эсэмэски. Радостно звенят голоса, из окон грузовиков на гигантских колесах доносится громкая кантри-музыка. Солнце, отразившись от капота джипа, на мгновение ослепляет Патрика, а когда он открывает глаза, перед автомобилем оказываются две загорелые девчонки с сияющими золотыми волосами, наряженные в майки с глубокими вырезами и коротенькие шорты. Гэмбл снова ударяет по тормозам. «Вранглер», дернувшись, замирает, а девицы, прервав разговор, окидывают неодобрительным взглядом сначала машину, а потом и самого Патрика.
Наконец он находит свободное место в дальнем углу парковки, подхватывает с заднего сиденья рюкзак и захлопывает дверь. Но джип, похоже, решил отправиться следом за хозяином. Патрик в панике чертыхается, пытается остановить машину голыми руками, а потом прыгает в кабину и дергает ручник.
По пути к школе он дважды оглядывается через плечо: на месте ли джип, не загорелся ли, не отвалилось ли колесо. Во взгляде Патрика читается жгучее желание прыгнуть за руль и двинуть по направлению к горам, а оттуда — на юг по побережью. Уехать отсюда и не оглядываться.
В школе учится две тысячи учеников, а он никого не знает. Гэмбл легонько щиплет себя за переносицу. С самого первого дня переезда его неотступно преследует легкая головная боль. Мать говорит, это из-за нервного напряжения и перепада высот. А он во всем винит кровать. Мама ее у соседки купила. У той сын свалил в Портленд — нашел там девушку и работу, родители теперь его комнату переделывают в гостиную, вот кровать им больше и не нужна. Патрику очень неудобно спать; ему кажется, что матрас еще помнит очертания чужого тела. Очередное подтверждение: он здесь чужой.
А вот местная природа ему нравится. На вершинах Каскадных гор сияют испещренные расселинами ледники, меж лесистых холмов, поросших ксерофиллумом, текут белопенные реки. Тут много пешеходных троп. А на востоке раскинулись шафрановые равнины и изредка встречаются полосатые каньоны и черные холмы. Пронзительно-синее небо — такое бывает только высоко в горах — напоминает цветом прожилку в толще мрамора.
Но мать ему совсем чужая, а кровать похожа на гроб. Ночью Патрик просыпается, бредет в темноте в туалет и обязательно врезается в стенку или в книжный шкаф. Чужая комната. «Всего один только год», — думает он, открывая стеклянные двери школы, проталкиваясь сквозь толпу учеников. Через год отец вернется домой, он сам тоже вернется домой, и можно будет сделать вид, что никакого злополучного рейса номер триста семьдесят три никогда и не было.
Все утро Патрик словно в тумане. Забыл код от шкафчика в раздевалке. В запруженных народом незнакомых коридорах трудно сориентироваться, но он не хочет ни у кого спрашивать дорогу. В результате опаздывает на каждый урок и ловит на себе косые взгляды одноклассников. Учителя в очках и плохо сидящих брюках расхаживают между партами и, слюнявя пальцы, раздают учебные планы, скучающими голосами рассказывают о своих требованиях.
Патрику сложно вникнуть во все это. Он слишком взвинчен. Ему тяжело дышать. Лампы слишком яркие. Стулья слишком старые и жесткие. Гэмбл прикусывает щеку, и рот наполняется кровью. Вот и полдень. Часы тикают словно бомба.
Помнится, давным-давно, еще в начальной школе, все увлекались такими специальными книжками под названием «Волшебный глаз». Надо смотреть на страницу, пока изображение не начнет чуть расплываться, и тогда из привычной картинки вдруг неожиданно проступает другая. Патрик хорошо помнит одну: на испещренной кратерами серой поверхности луны внезапно проявился череп. Он тогда захлопнул книгу и потом долго старался не смотреть в ночное небо, даже закрывал жалюзи перед сном, боялся, как бы луна не заглянула в окно и не ощерилась на него мертвым ртом.
Первый школьный день похож на такую вот книжку. Если долго смотреть, из повседневности проявляется какая-нибудь опасная жуть. Грохот захлопнувшегося шкафчика превращается во взрыв. Поломанный карандаш — в торчащий обломок кости. А девчонка с бледным напудренным лицом и черными волосами — в труп.
Патрик то и дело дергает головой: кажется, все шепотом повторяют его имя, но никто не обращается прямо к нему. Патрик. Патрик Гэмбл. Он наклоняется над фонтанчиком с питьевой водой, а когда распрямляется — позади стоит девчонка и таращится на него из-под длинной челки.
— В чем дело?
В ответ она лишь с шумом втягивает воздух, хихикает и убегает.
Может, ему мерещится? Или его действительно узнают? Хорошо бы не узнавали. Его фотографию показывали в новостях и печатали в журналах и газетах, включая «Орегониан» и «Олд-Маунтин». Журналисты окрестили его Чудо-мальчиком. Но прошел уже целый месяц. Патрик всегда считал, что внешность у него самая заурядная: худощавый шатен среднего роста, кепка надвинута на глаза, из особых примет — только красное родимое пятно в форме полумесяца возле правого глаза.
Но теперь он точно уверен: на него все смотрят. В коридоре ученики оборачиваются, в классе учителя запинаются на его фамилии. Гэмбл пытается не обращать внимания. В конце концов, почти все здесь знают друг друга еще с начальной школы, вместе учились, вместе занимались спортом. На новичков всегда косятся. Он для них просто новичок, только и всего. И ребята его изучают: кто такой, приживется ли в школе.
Вот только Патрика немного беспокоит банда скинхедов. Во всяком случае, эта компашка очень похожа на скинхедов: тяжелые взгляды и наголо остриженные макушки. Их около десятка. Или меньше — может, это всего лишь трое или пятеро ребят поочередно ходят за ним. Белые рубашки, заправленные в брюки цвета хаки; солдатские ботинки. На тыльной стороне ладони у каждого — странная татуировка. Патрик так и не понял, что это за символ — вроде бы похоже на пулю.
