Грэхэм Мастертон - Пария
— Я вытряхну откуда-нибудь эти шесть миллионов, ясно? — проревел Эдвард. — А теперь возвращаемся в Салем, пока я не сказал чего-нибудь такого, о чем буду жалеть.
Мы повернули, и Дан Басс направил лодку в сторону берега. Никто ничего не говорил, даже Джилли держалась от меня в стороне. Когда мы пришвартовались на пристани Пикеринга, я не теряя времени, соскочил с „Диогена“, перебросил сумку через плечо и направился в сторону автостоянки.
— Джон! — закричал кто-то мне вслед. Я остановился и повернулся. Это был Форрест.
— В чем дело? — спросил я.
— Я хотел только сказать, мне жаль, что так получилось, — буркнул он.
Я посмотрел на „Диоген“ и на Джилли, которая складывала комбинезоны и посыпала их тальком. Она даже не подняла головы и не помахала мне рукой на прощание.
— Спасибо, Форрест! — сказал я. — Мне тоже жаль.
30
Однако я ошибся, думая плохо о Джилли. Я вернулся в дом на Аллее Квакеров и как раз собирал багаж — несколько рубашек и свитеров — перед переездом к старому Эвелиту, когда зазвонил телефон.
— Джон? Это я, Джилли.
— Джилли? Я думал, ты уже не разговариваешь со мной, как и все эти высушенные археологические мумии из Музея Пибоди.
Она рассмеялась.
— Я не хотела их злить. Пойми, Джон, уже много месяцев я веду у них корабельный журнал, они зависят от меня. Но я считаю, что Эдвард глупо себя в отношении этого медного ящика, который нужно извлечь из трюма. Ведь если этот ящик действительно имеет связь с духами, то я считаю, что его нужно вытащить в первую очередь.
— Я тоже так считаю, — уверил я ее. — Но ты видела, как отреагировал Эдвард. И это тот человек, который клялся, что всегда будет моим другом. Уж лучше иметь дело с Микцанцикатли. По крайней мере известно, что от него можно ожидать.
— Разве Эдвард на самом деле обещал тебе, что вы сразу вытащите этот чертов медный ящик?
— Он дал мне понять, что это так и есть. Как можно быстрее, вот что он говорил мне. Я знал, что это нельзя уладить за две минуты, даже когда локализуем корпус. Но не было и речи о целых годах. Это дело слишком срочное, чтобы растягивать его на годы. Так или иначе, а демона нужно оттуда извлечь, и побыстрее.
Джилли помолчала, потом сказала:
— Ты сегодня вечером уезжаешь в Тьюсбери, да?
— Точно.
— Тогда я заскочу к тебе попозже, если сможешь подождать до девяти или десяти вечера. Мне сначала нужно закончить переучет в салоне.
— Хорошо, жду тебя между девятью и десятью. Можешь даже приезжать и позже.
Я закончил паковаться и сделал обход всего дома. Спальни были тихи и пусты. Везде царила удивительная душная атмосфера, как будто дом чувствовал, что я уезжаю. Я заглянул в ванную на втором этаже, чтобы забрать щетку для зубов. В ней я остановился на секунду и взглянул на свою физиономию в зеркале. Она выглядела явно утомленной. Под глазами у меня были лиловые пятна, профиль приобрел удивительный, лисий вид, как будто решение освободить Микцанцикатли изменило меня, как безнравственное поведение хозяина меняло портрет Дориана Грея.
Я взял чемодан и спустился вниз. Там я убедился, что краны закручены, а холодильник отключен и разморожен. Потом я вошел в гостиную и проверил, не забыл ли я чего. Я собирался даже забрать картину с „Дэвидом Дарком“, на всякий случай, ведь старый Эвелит мог что-то не заметить на картине, прежде чем ее продать.
Я все же собирался пожить в Тьюсбери, у Эвелита, хотя и не относился уже к группе Эдварда. Честно говоря, теперь мне более чем когда-либо хотелось знать о Микцанцикатли и о „Дэвиде Дарке“, поскольку я пришел к выводу, что если Эдвард уперся рогами по поводу медного ящика, то мне придется извлекать его самому. Несмотря на отсутствие опыта и невзирая на все юридические препоны, касающиеся подъема судов из моря.
Я убедился, что огонь в камине погас, затем потушил свет в гостиной и приготовился уйти. Но когда я уже хотел закрыть двери, я опять услышал этот шепот, тихий, мерзкий шепот. Я заколебался, прислушиваясь. Потом я напряг зрение, стараясь заметить, есть ли кто-нибудь в темноте гостиной. Шепот все еще звучал, похотливый и умильный, шепот извращенца-убийцы. Я посмотрел в сторону камина и убедился, что между поленьями вижу две слабо светящиеся алые точки, как будто глаза дьявола.
Я заколебался, затем зажег свет. В гостиной никого не было. Огонь погас, в холодном пепле не было видно ни искорки. Я окинул гостиную быстрым взглядом, затем потушил свет и запер дверь. Я знал, что пока мой дом будет сборищем призраков, я не смогу вернуться в него. Слишком много зла скрывалось здесь, слишком много холодной ненависти. Действительно, мне не грозила никакая физическая опасность, но если бы я вынужден был жить здесь дальше, то, вероятнее всего, свихнулся бы.
Я прошел через холл и поднял чемодан. Тогда знакомый голос произнес:
— Джон.
Я оглянулся. Джейн стояла у подножья лестницы, ее босые ноги висели в нескольких дюймах над второй снизу ступенью. Она по-прежнему была одета в свою белую погребальную рубашку, бесшумно волнующуюся, как будто ее продувало снизу. Она улыбалась мне, но лицо ее более чем когда-либо напоминало голый череп.
Я отвернулся от нее. Я не хотел ни видеть ее, ни слышать. Но Джейн прошептала:
— Не забывай обо мне, Джон. Что бы ты ни делал, не забывай меня.
С минуту или две я стоял неподвижно, раздумывая, обратиться ли к ней и добавить ли ей надежды, обещая спасти, или же послать ее куда подальше. Ведь это наверняка была не Джейн, а очередной призрак, созданный Микцанцикатли, и разговаривать с призраком не имело смысла.
Я вышел из дома и запер двери на ключ. Потом решительно пересек Аллею Квакеров. Я обещал себе, что не вернусь, пока Микцанцикатли не будет свободен и пока он не выполнит своей части заключенного нами договора.
Но я не мог удержаться от того, чтобы не посмотреть в последний раз на пустой, слепой фасад дома, который когда-то был нашим домом, моим и Джейн. Дом казался таким заброшенным и бесхозным, что казалось, будто злая сила, которая навестила его, успела его отметить печатью разложения, раскрошила штукатурку и кирпичи, надломила балки крыши. Я повернул ключик в машине и включил скорость. Машина покатила по Аллее Квакеров, подскакивая на ямах и выбоинах.
Я проехал около половины аллеи, когда увидел Кейта Рида, который шел по левой стороне дороги, ударяя тростью по кустам. Я затормозил около него и опустил стекло.
— Кейт? Что у тебя слышно?
Кейт бросил на меня взгляд и продолжал шевелить тростью кусты.
— Я думал, ты уже со мной не разговариваешь, — проскрипел он.
