Вадим Волобуев - Благую весть принёс я вам
- Ты не думай, вождь, я к тебе не из страха пришёл - из восхищения. Увидал, как ты со своими людьми пришельцев крушишь, и сердце ёкнуло. Вот, думаю, кто нас оборонит от полуденной заразы. Они ведь кругом: и в Песках, и в Кедровом урочище, и на Сизых горах, ага. Нигде от них не скроешься. Скоро и до нас доберутся.
- Сам-то из какой общины? - спросил вождь без улыбки.
Кузнец прислонил висок к несущему столбу, обнял столб одной рукой, как девичий стан.
- С востока я, - сказал уклончиво. - Из-за большой воды. Ты не знаешь.
- Гляжу, гордый больно. Имя-то тебе как?
Тот опять помялся, прижмурился точно сомлевший пёс.
- Местные кличут Дымником.
- Злых духов, что ли испугался, Дымник? Ты знаешь ли, что духи эти - пыль перед Наукой, нашей богиней?
- Слыхал, ага. - Кузнец втянул носом воздух, пахнущий заболонью и сушёной ягодой. - Эхма, да что уж там, коли так... Осколыш моё имя. Из лёдопоклонников я.
Вождь с любопытством всмотрелся в кузнеца: оспяное, изрытое прыщами лицо, покрасневшие с недосыпу глаза, вздёрнутый нос. Человек как человек. И не скажешь, что еретик. Хотя об Искромёте тоже ведь не сказали бы.
- Пред Наукой все едины: что еретики, что огнепоклонники, - сказал Головня. - Поклонишься богине - примем как собрата. Останешься в лжеверии - наденем кольцо на шею. У нас всё просто.
Кузнец открыл было рот, чтобы ответить, но тут открылась дверь, и внутрь под шум дождя вступил Сполох. Мокрые волосья его облепили перекошенный лик, с кончика ножа в руке падали тяжёлые капли. Странно осклабившись, он воззрился на вождя и тихо заурчал, как голодный волк. Обереги на его груди глухо постукивали, переливаясь чернотой. Он помялся, будто решаясь на что-то, шагнул вперёд и вновь остановился, глубоко дыша. Головня посмотрел в его жёлтые чешуйчатые глаза и мигом всё понял: ноги сами подбросили упругое тело, руки выпрастались вперёд, целясь помощнику в горло. Сполох не устоял, опрокинулся навзничь, зарычал от боли, когда ладони вождя прижали к земле его руку, державшую нож. Кузнец тоже сорвался с лавки, брякнулся коленями на грудь Сполоху, поймал его кулак в свою широкую мясистую лапу, а другой рукой без размаха въехал Сполоху по челюсти. Охотник зашипел от боли, глотая выступившую на губах кровь, дёрнулся и простонал с ненавистью:
- Ах, п-п-падлюки...
Шорох дождя смешался с натужным сопением противников.
- И ты, и ты! - твердил вождь, задыхаясь от ярости. - И ты... как все...
Он рубанул ребром ладони по запястью помощника, подхватил выпавший нож и, не помня себя, пригвоздил им к дощатому полу ладонь Сполоха. Тот взревел, раскачивая сидевшего на себе кузнеца, сучил ногами, сдирая кожу с голых пяток.
- Держи, держи сволоча! - хрипел Головня, вскакивая.
Снаружи оглушительно треснул гром, камнепадом покатились раскаты. Кузнец ещё раз от души врезал Сполоху - вылетевший зуб с мелким стуком упал на шесток. Кровь забродившим сиропом растекалась по пронзённой ладони, тёмным пятном расползалась по деревянному настилу. Головня сорвал с поперечной перекладины ремень, крикнул Осколышу:
- На живот его! Быстро!
Тот прытко вскочил, потянул Сполоха за руку, переворачивая его лицом вниз. На сосновом накате остался мокрый след от тела. Сполох заорал, бешено вращая глазами, шмякнулся мордой в пол, неловко вывернув прибитую к доске руку. Головня утвердился на его спине, с усилием выдернул нож, отшвырнул его в сторону. В полумраке что-то хрястнуло и осыпалось.
- Исполосую мерзавца, - рычал вождь, затягивая узел на его запястьях. - И шлюхе твоей башку откручу. К коням привяжу, чтоб разорвали на части. А останки выкину собакам - пусть жрут падаль.
Кровь Сполоха капала с ладоней вождя, алой охрой размазывалась по груди и животу. Помощник хрипел:
- Всё равно сдохнешь, земля мне в нос. Не я, так другой тебя прикончит. Попомни мои слова. Один раз оступишься - и втопчут в грязь. Никто тебя не любит. Все только смерти твоей ждут, дерьмо ты собачье. Проклят ты, слышишь? Проклят навеки. Ах-ха-ха! Давай, пинай, казни меня! А страх-то - он тут, рядом, никуда не уйдёт. Всю жизнь будешь маяться, с-сучий хвост, нигде покоя не найдёшь. В каждом будешь видеть убийцу, сам себя поедом жрать станешь. Ха-ха-ха!
Осколыш, тяжело дыша, стоял и смотрел на вождя. По щеке его бежала масляная капелька пота.
Вдруг дверь снова распахнулась, с силой ударившись о бревенчатую стену, и в жилище ворвался Косторез. Весь окутанный паром, с ладонями, изгвазданными в земле (видно, упал, пока бежал), он вихрем влетел внутрь и застыл, озираясь. Грязная тёмная вода капала с его пальцев, растекалась под коричневыми от глины ступнями.
- Головня, я... - увидел связанного и окровавленного Сполоха, и осёкся, попятившись. Кузнец кинулся на него, подмял под себя, выкрутил руки. Жар захрипел, тараща налитые кровью глаза:
- Я п-предупредить... к-хотел... Ахррр...
Головня шагнул к нему, спросил, набычившись:
- Зачем явился? Тоже что ль укокошить меня решил?
- Г-холовня... н-нет... ради Наук-хи... п-предупредить...
- Предупредить? А может, порадоваться моей смерти?
- Н-нет... зд-доровьем детей... сл-лучайно...
Вождь задумчиво наблюдал, как кузнец возит его родича мокрой рожей по доскам. Рядом, постанывая, копошился Сполох. Обереги обоих помощников, звякая, с бренчанием скреблись по полу.
- Видишь, Жар, каково враги мои злобствуют? - посетовал Головня. - Вернейший из верных - и тот поддался их чарам, хотел убить меня, избранника Науки. Ты-то не таков, а?
- Не так-хов... акхх... клянусь... жизнью.
- А чего пришёл?
- Предупредить... сп-пасти тебя...
- Спасти меня? - Головня скривил губы, размышляя. - Ты, значит, верен мне, а? - Он наклонился, заглянул Косторезу в глаза.
Сполох заругался сквозь зубы, шурша коленками по залитому кровью полу. Головня повернулся к нему, двинул пяткой по рёбрам.
- Всё не угомонишься, паршивец?
Сполох закашлялся кровью, выплёвывая обломки зубов.
- Казнить тебя буду долго и жестоко, - сказал Головня. - Как подлого предателя, изменника делу Науки. И подстилку твою гнилокровую - тоже. - Он опять посмотрел на Жара. - Случайно, значит. Ладно, потолкую ещё с тобой. Отпусти его, Осколыш.
Кузнец расцепил хватку, грузно поднялся, со свистом вдыхая через нос. Косторез лежал, потирая ладонями горло, со страхом глядя снизу на вождя. Лицо Головни, озарённое светом костра, будто пылало изнутри, глаза жемчужно мерцали, короткая борода переливалась как мех чернобурки. С суровой беспощадностью взирал он на обоих родичей, и Жар, трепеща, подумал невольно: "Это - не человек. Это - колдун, пред коим бессилен человек".
- Как кончится дождь, будем творить суд и расправу, - объявил Головня.
