Фрэнсис Вилсон - Кровавый омут
— Просто плиты рассматриваю.
Шагнув к другому камню, он, оглянувшись, заметил, что Лайл пристально на него смотрит. Не просто пристально, а прищурившись, как бы стараясь навести резкий фокус.
— В чем дело?
— Ни в чем, — сморгнул Лайл.
Джек снова повернулся к камням, отыскал на одном крестообразное углубление, разглядел царапины на граните.
— Кажется, грек говорил, что в какие-то плиты были врезаны кресты?
— Точно. — Лайл подошел поближе. — Медные и серебряные.
Джек провел по царапинам пальцем.
— Видно, Дмитрий их выколачивал без особых предосторожностей.
— Угу, я уже заметил. Интересно, что он с ними сделал.
— Может, могилы метил.
— Или хотел, чтоб бесам тут было удобней, — вставил Чарли. — Они крестов боятся.
Стараясь предотвратить дальнейшие споры, которые все равно ничего не решают, Джек взмахнул киркой.
— Как считаете, не доломать ли обшивку?
— Чего убиваться? — буркнул Чарли. — Скорее всего, то же самое.
Джек ударил по панели тупым концом, слыша, как металл звякнул по камню. Перевернул, всадил в отверстие острый конец, вывернул кусок клееной фанеры. Несмотря на тупую боль в боку, неплохая попытка. Иногда ломать что-нибудь очень даже приятно.
— Не обязательно. Взглянем поближе, заметим другие швы в кладке. Откроется потайная дверь, за ней склеп... Неизвестно, что там обнаружится. Вдруг скелет Тары Портмен...
— Я тебе говорю, — уперся Чарли, — это не Тара Портмен...
— Стойте. — Лайл поднял руку. — Что-то происходит.
Джек огляделся, ничего не слыша.
— Что?
— Не чувствуете?
Джек посмотрел на Чарли, пребывавшего точно в таком же недоумении.
— Что именно?
Лайл медленно повернулся вокруг.
— Что-то приближается.
Тут он тоже почувствовал. Холодок, повышение плотности воздуха, все тепло в помещении как бы стало засасывать в центр, в невидимую черную дыру, вместо него оставался медленно сгущавшийся комок холода.
Правую ляжку обжег нестерпимый холод. Джек ухватился за ногу и нащупал в кармане застывшую ледышку. Брелок! Скрипнув зубами, упал на колени — о боже, как больно! — вцепился в карман, полез внутрь, стараясь ухватить кольцо, к которому пальцы липли, как язык к топору на морозе, выдернул руку с облезшей кожей, вцепился в подкладку, дернул, вывернул. Наконец фигурка кролика Роджера вылезла, падая на пол.
Но так и не упала — нырнула, подскочила, стрелой понеслась к центру подвала, зависла в воздухе. Видно было, как изморозь покрывает руки, ноги, голову, туловище...
Джек поднялся, и вдруг резко зазвучал тонкий вой, эхом отзываясь вокруг, набирая высоту и громкость. Изморозь сгущалась на кролике, казалось, что замерзшая пластмасса трескается и раскалывается.
Вой внезапно превратился в яростный вопль. Голова Роджера отскочила, понеслась, ударилась в гранитную плиту, разлетелась кружившейся снежной пылью. Потом оторвалась рука, метнулась в другую сторону, чуть не попав Чарли в голову. Джек нырнул, когда вторая рука чуть его не прострелила. Брызнули другие куски под оглушительный крик. Обстрел вдруг прекратился, а яростный визг нарастал, пришлось заткнуть уши. Звук набирал физическую силу, нападал, боролся... и, наконец, умолк.
Тишина возникла столь же неожиданно, как раздался крик. Ощущение присутствия ослабло, Джек, Лайл и Чарли вновь остались втроем в подвале.
Джек затряс головой, безуспешно прочищая уши.
Лайл с Чарли были потрясены, а он вдруг ощутил спокойствие. Смертельное спокойствие.
— Что это такое, черт побери? — выдавил Лайл.
— Угу, — пробормотал Чарли. — Чего там у тебя было в кармане? Вроде кролик из мультяшки...
— Кролик Роджер.
— А.
— Кролик Роджер... — фыркнул Лайл. — Что еще может довести до бешенства обыкновенного беса?
Чарли шагнул к брату:
— Лайл, я тебя предупреждаю...
Джек перебил его:
— Отец Тары Портмен говорит, что девочка обожала кролика Роджера. Я предположил, что это ее брелок.
— По всему судя, — подытожил Лайл, наклоняясь и трогая пыль от одной из ног кролика, — она очень громко подтвердила предположение.
— Да, — кивнул Джек. — И вдобавок опознала убийцу.
Однако удовлетворение от раскрытия тайны омрачал безответный вопрос, как и зачем он сам вляпался в эту историю.
12
Джиа сидела под сводчатым куполом в третьем ряду от алтаря, ожидая умиротворения.
Медленно дошла от Саттон-сквер до собора Святого Патрика. Не совсем понимала, зачем пошла, бессознательно направилась в ту сторону, выйдя погулять, отдохнуть от работы. На Пятой авеню прошла мимо Святого Патрика и вернулась, стремясь окунуться в спокойную, мирную религиозную атмосферу. Только пока ничего не выходит.
Впрочем, приятно сидеть в уединении в огромном каменном пространстве, отрезанном от суетливой реальности за высокими дубовыми дверями, огражденном от всяких призывов из дома в Астории.
Сидя в одиночестве, она смотрела на толпы шнырявших туристов, католики осеняли себя крестным знамением у купели со святой водой и ставили свечи, другие торчали вокруг, разевая рты на готические арки, кресты вдоль боковых стен, статуи выше человеческого роста, гигантское распятие, золоченый алтарь...
Память вернулась к годам учебы в начальной школе Богоматери Упования в Оттумве. Не особенно католический городок, хотя ведь и Айова не особенно католический штат. Детей католиков вполне хватало для местной церковной школы, где преподавали сестры из монастыря. Из всей команды в черном облачении навсегда запомнилась сестра Мэри-Барбара, известная под прозвищем Мэри-варвар. Не потому, что Джиа ее сильно любила, ровно наоборот — потому что до смерти боялась.
Сестра Мэри-варвар была католическим двойником баптистского проповедника, грозящего всем и каждому адскими муками, вечно живописующего уготованные грешникам страсти, ужасные кары, которым любящий милосердный Господь подвергает ослушников. Нескончаемые страдания за пропущенную субботнюю мессу, за нерадивое участие в пасхальной службе... Маленькая Джиа безоговорочно верила, жутко боясь умереть со смертным грехом на душе.
К счастью, при монастыре не было средней школы, что позволило ей окунуться в море беззакония, именуемое муниципальной школьной системой. Тем не менее она осталась католичкой, посещая лекции и танцы Молодежной католической организации.
А в восьмидесятых раз навсегда откололась. Не утратила веру в Бога, не увлекаясь ни атеизмом, ни даже агностицизмом. Бог есть, как ей отлично известно. И не менее точно известно, что Он не особенно интересуется происходящим в мире. Может быть, наблюдает, только определенно не вмешивается.
