А.Р. Морлен - Сборник — Финт хвостом
— Он хочет побольше времени провести с тобой, милочка. Знаешь ли, он никогда не любил эту Келли.
— Да? А я думала, они прекрасная пара. Марио казался таким счастливым.
— Хорошие девушки не служат в армии и не отправляются в арабские страны на какую-то безбожную войну, они знают, что их место подле мужа. — Рената сделала паузу, чтобы с
хлюпаньем втянуть в себя вино. — Она, знаешь ли, ему писала, но я-то — дома, когда приносят почту, и я все письма спрятала. — Она тяжеловесно усиленно подмигнула. — Он
думал, она ему не писала.
Мелину начинало подташнивать всерьез.
— О Боже.
— Он наорал на нее, когда она вернулась, а она сказала, что писала и что я, наверное, спрятала письма. А Марио, он стал на мою сторону, хороший мальчик, так что она ушла.
— Марио знает, что ты сделала?
— Он узнал. Но к тому времени я ему уже показала, что она за штучка. Тебе этого не понять, у тебя никогда не было ребенка, дорогая. Он был внутри меня, плоть от моей плоти,
и никто не сможет любить его, как я.
В пораженном молчании Мелина смотрела, как к их столу подходит Марио. Этим вечером он казался до странности оживленным.
— Никакого десерта? Ну да ладно, а я хочу чего-нибудь сладкого. Погодите, сейчас достану деньги...
Он рылся в карманах, пока не извлек наконец мятую пятидесятитысячную купюру, всю в белой крупной пыли.
— Сколько же я набрал сегодня пыли, — раздумчиво сказал он. — Забавно, как римская пыль напоминает пепел, правда, мам?
* * *
На следующее утро Мелина повезла его в Остия Антика. При этом у нее было такое ощущение, что, спроси она его мнения, он бы попросту вернулся в склепы капуцинов. Они ехали сперва в подземке, потом пересели на поезд, Марио изумленно уставился в окно на проносящиеся мимо дешевые многоэтажки.
— Ух ты! А это что?
Она выглянула как раз вовремя, чтобы увидеть приютившиеся под эстакадой трассы облупленных трейлеров, в большинстве своем лишенных колес. Отвратительный и нищенский лагерь, заваленный мусором.
Марио выворачивал шею, пока деревья не скрыли лагерь из виду.
— Они там живут как животные.
Поезд затормозил у станции, и она заметила, как Марио внимательно поглядел на вывеску на перроне. Отсюда до Остии Антики, портового города, поднятого археологами из ила и тины Тибра, было уже недалеко. Они бродили по древним улицам, заглядывали в обваливающиеся здания, восхищались мозаиками и выглаженными ветром и временем скульптурами. Остия дремала под тихими шагами любопытных гостей, и впервые за несколько дней Мелина начала расслабляться. Таща за собой Марио, она указывала на бараки пожарных и храмы. В театре, который перестроил Септимий Север, они отдохнули, сидя на каменных ступенях и глядя, как на фоне солнца проплывают серые облака.
Вспорхнул и пропал прохладный ветерок, Мелина подняла глаза и увидела, что несколькими ступенями выше сидит царственного вида кот, очень похожий на того, которого они видели в Колизее. Нет, в точности такого же. Кот поглядел на нее трогательно и нежно, потом спрыгнул вниз, чтобы потереться о ее ноги. Мелина вежливо протянула руку, и он потерся мордой о ее пальцы, а его мурлыканье переросло в настоящий рокот.
— Как ты попал сюда из центра города? — вслух удивилась она.
Кот блаженно прикрыл глаза, охраняя свои тайны. Потом он снова глянул на нее, и Мелина почувствовала, как что-то начинает шевелиться в ее душе. Узнавание...
— Кошки, — раздался голос Марио, развалившегося не сколькими ступенями ниже. — Меня уже от них тошнит.
Увидев Марио, кот подобрался, зрачки его расширились, так что глаза стали совершенно черными. Уши прижались к голове, а рокочущее мурлыканье переросло в низкое грохочущее урчание, словно из пасти льва. Потом он пронесся мимо Марио и исчез среди камней.
Вскоре после этого ушли и Мелина с Марио, и куда бы Мелина ни посмотрела, повсюду были кошки, и этих кошек было больше, чем ей когда-либо случалось видеть, даже здесь, в Остии. И все они наблюдали за Марио. Из-под каждой каменной скамьи они провожали его огромными глазами, напрягши гибкие тела и постукивая по земле хвостами. Из осыпающихся оконных и дверных проемов взирали они на него, прижав к головам уши. Они высматривали его из дыр и расщелин, пока он не втянул голову в плечи и не прибавил шагу, торопя их покинуть Остию Антику.
Из спальни в отеле Марио вышел весь в поту.
— Мама, почему ты выключила кондиционер? Я проснулся из-за жары.
Опершись о подлокотники, она тяжело поднялась с кресла и повернула переключатель.
— Теперь он включен.
Она села на место, сложила на пухлых коленях ручки и опять вперилась в итальянскую «мыльную оперу» по телевизору. Так она могла сидеть часами, на разу даже не пошевелившись.
— Если б ты знал итальянский, мог бы смотреть вместе со мной, — сказала она, на минуту отрывая взгляд от экрана.
— Ты сама знаешь, что я ни слова по-итальянски не понимаю, мама.
Когда он был ребенком, она хвалилась, что он говорит только по-английски.
— Мелина говорит на итальянском и на греческом.
— Повезло ей. Пойду погуляю.
— Но уже почти совсем темно! Куда ты пойдешь?
— Я уже большой мальчик, мама. И в Риме намного безопаснее, чем в Майями. Мелина так сказала.
— Эта Мелина ничегошеньки не знает. Ты никуда не пойдешь.
— Увидимся, когда вернусь.
— Не оставляй меня одну! Ты не знаешь, что может случиться с женщиной, если мужчина застанет ее одну.
Он улыбнулся обычной своей «да ладно, мама» улыбкой.
— Марио! Я хочу, чтобы ты был здесь! Что, если со мной случится приступ? Господи Иисусе, помоги мне, если мой сын уйдет и со мной что случится.
— Заткнись, мама.
— Ты что, болен, что так со мной разговариваешь? Весь вечер с тобой что-то странное творится. Как будто ты счастлив.
— Я счастлив, мама. Здесь я могу делать то, чего никогда не делал дома.
И на том он ушел. Она кричала ему вслед, призывала Марию Божью Матерь, потом принялась проклинать его, когда он закрыл за собой дверь и направился к лифту.
Ее упреки не имели ровным счетом никакого значения, как не имел его дождь, обрушившийся ему на плечи на улице. В подземке он сидел в освещенном резким неоном вагоне и оглядывал усталые и пустые лица пассажиров, пытаясь сохранять при этом спокойствие, ничем среди них не выделяться. Он вышел на остановке у цыганского лагеря. Боли особой не было, но то, как он разделался с маленькой цыганочкой, заставляло его чувствовать себя так хорошо, словно он обрел магическую силу. Достаточно силы, чтобы перечить маме.
