Джон Маркс - Страна клыков и когтей
Я сказала что-то неловкое. Кажется, у нее возникла догадка, что я имею в виду. Она хотела поговорить со мной, а я попыталась улизнуть. Ну как объяснить ей, что у меня на уме? Я убийца. Даже если она считает, будто знает, ей ни за что не постичь истинного смысла происходящего.
А потом она вдруг застала меня врасплох:
— Торгу его настоящее имя? — спросила она, когда я уже выходила из коридорчика.
— Не знаю, о чем вы.
Она заступила мне дорогу.
— Можете мне довериться. — Слова слишком поспешно срывались с ее губ. Ей было страшно. — Может, я расскажу вам кое-что, что вам неизвестно. Может, мы сумеем друг другу помочь.
Я заставила себя двигаться медленнее. Если я метнусь прочь, у нее зародятся подозрения. Но что она может заподозрить? Она шла за мной до монтажного отдела, и мы едва не наткнулись на летящего по коридору Боба Роджерса. Он на нас не посмотрел, словно бы не заметил, что я вернулась, бросил лишь торопливое: «Привет, дамы» и исчез в темноте у нас за спиной.
— Мы тут в осаде, — пробормотала Джулия Барнс, понизив голос, чтобы никто ее не расслышал. — Нам нужна ваша помощь.
Я избавилась от нее.
Я тоскую по Иэну. Будь Иэн жив, он бы понял. Он ужаснулся бы моей похоти и ожесточенности, но не отвернулся бы от меня. В этой самой гадкой из шуток он нашел бы толику юмора. Что могло случиться? Какая дурацкая тьма? Проходя мимо его кабинета, который передали другому продюсеру, я долго мешкала в коридоре, вспоминая своего друга, вспоминая, как мы виделись в последний раз. Стим там был. Иэн уже был болен.
В коридоре никого, я посмотрела в обе стороны. Как обычно, двадцатый этаж опустел под конец весны, жил невидимой жизнью. Вчера Остин позвонил мне домой и рассказал про совещание Боба Роджерса, про то, что все сотрудники «Часа» за следующие несколько дней вернутся с различных заданий и приключений по всему земному шару, чтобы узнать важную новость, но пока я слышала лишь тишину, притаившуюся в каждом закоулке. Я слышала, как по вентиляционным шахтам конвульсивно струится воздух, борется с великой жарой, задушившей вполне приличный нью-йоркский май.
С Иэном я познакомилась в первый же день, как только стала ассистентом продюсера при Локайере. Я еще не догадывалась, насколько тяжелым человеком окажется мой начальник, и с радостью и гордостью распаковывала в своем кабинете немногие личные вещи, когда — без приглашения и объявления — с вальяжным видом вошел Иэн. Одет он был с обычной элегантностью: темный костюм, начищенные черные туфли из итальянской кожи, агрессивный красный галстук. Мне он показался чересчур формальным. Устроившись на моем диване, он заявил:
— Мне воистину тебя жаль.
Сейчас это воспоминание вызывает у меня редкую теперь улыбку.
— Мы знакомы? — спросила я.
— Считай меня наблюдателем по правам человека от ООН. Если кто-то ущемит тебя как личность, обращаться надо ко мне. Помочь тебе или спасти я не сумею, но, возможно, смогу сбрасывать посылки с продовольствием. И, несомненно, оповещу о твоей боли и страданиях весь офис.
Мне не раз доводилось позднее вспоминать эти слова, но тогда он произнес их с ухмылкой, и я могла лишь посмеяться такой напыщенности.
— Меня зовут Иэн, — сказал он, протягивая руку, которую я не пожала.
— Юрисдикция ООН сюда не распространяется. К тому же эта организация насквозь продажна.
— Господь любит продажных. Не будь их, мы стали бы акулами или волками, которые пожирают прочих животных — без свойственного людям издевательства. Если тебе нужна моя помощь, делай в точности, как я говорю. Ты позволишь покупать тебе выпивку и забрасывать тебя вопросами о твоем начальнике и начальнике твоего начальника. Так у нас положено. Взамен я буду действовать в твоих интересах, чтобы срывать планы твоих преследователей. По сути, страница из учебника для мафии.
— Возможно, тебе это покажется наивным, но я считаю, мне страшно повезло, что я сюда попала.
Качнув головой, он одарил меня доброй улыбкой.
— Труд освобождает? Такой у тебя девиз?
— Вроде того.
— Ну да, ну да.
— Можно спросить, что ты ко мне привязался?
— По двум причинам. Нет, если честно, по одной. Ты довольно красивая.
Я была настолько очарована, что еще какое-то время с ним пикировалась. Я спросила, что он делает в программе, а он сообщил, что формально он летчик ведомого самолета при одном из продюсеров Скиппера Блэнта, но Блэнт дал ему шанс продюсировать один сюжет самому, и он сразил всех наповал (его собственные слова), и он не без основания надеется стать полноправным продюсером с настоящим окладом, как только откроется вакансия, то есть как только один из нынешних продюсеров Блэнта или будет уволен, или сам уйдет от разочарований.
— Мне просто хочется, чтобы ты знала, где оказалась, — завершил он. — Это не офис. Это страна. По классификации ООН она известна как Страна Клыков, и чтобы получить паспорт, нужно только одно: способность терпеть. Поздравляю. Сдается, ты будешь тут очень счастлива.
Наш разговор завершился, как и начался. Он встал, еще раз предложил мне шанс доносить на Локайера за выпивкой и вразвалочку вышел. Он стал продюсером, а мы — друзьями.
Его кабинет находился на пересечении света и тьмы, еще омываемый естественными лучами с Гудзона, но близко к тому месту, где начинался один из катакомбных центральных коридоров. Там было окно, выходящее на воду. Из него не видно было кратера на месте Всемирного Торгового Центра, и потому он мне нравился. Когда мы вернулись на двадцатый этаж, я все больше и больше времени проводила там. Это казалось таким естественным: вот сейчас я переступлю порог, а он жив. Наши кабинеты опустели приблизительно в одно время. Мне в голову пришла эгоистичная мысль: Иэн отказался от собственной жизни, чтобы отправиться на поиски моей. Милый Иэн. Ему следовало бы заправлять «Часом». Он воплощал лучшее, что было в программе.
Я подняла руку постучать. Помешкала. Справа и слева солнце лилось в окна соседних кабинетов, и весь коридор мерцал, словно окутанный ярким сияющим облаком.
Я постучала. Никто не ответил, но внутри скрипнул стул. Приложив к двери ухо, я прислушалась, но различила лишь монотонный шум. Голоса у меня в голове на мгновение смолкли, или я перестала обращать на них внимание. Если я войду в кабинет, возможно, мне будет больно… Вероятно, даже больнее, чем кажется сейчас. Что, если там не будет и следа человека, которого я знала и любила? Там ведь уже давно водворился другой продюсер. Я слышала ритмичное шипение генератора шума — такими обычно маскируют приватные разговоры. Иэн отнекивался, когда ему предлагали установить такой генератор, считал это смешным.
