Эрик Хелм - Уцелевший
— Была в Романовске одна старая ведьма, — после короткого колебания произнесла Мари-Лу. — Жила на отшибе, за околицей деревни, в полуразвалившейся избенке. Хотите верьте, хотите — нет, но даже комсомольцы и красногвардейцы, хваставшие, что упразднили и Бога, и черта, огибали эту избушку тридевятой дорогой. А уж ночью туда и самые пьяные головы боялись подходить. Свое подобное имелось почти в каждом русском селе — не знаю, правда, как оно там сейчас... Умна была колдунья на свой лад необычайно и умела многое. Я сама видела: охотника сильно помял медведь, а старуха прошептала несколько слов, и ужасные раны перестали кровоточить, а потом и вовсе закрылись. Деревенские девушки бегали к ней украдкой, погадать о суженых, а то и приворотного зелья заполучить... Если по неосторожности брюхатели, бабка безо всякой первобытной хирургии помогала избавиться от плода.
— Во всем этом, пожалуй, особой беды и не было, да только старуха умела и засуху на поля наводить, и падежи на скот, а уж если кого не любила, то порчу насылала такую, что человека в бараний рог сворачивало.
— Любопытно, почему ее просто не линчевали? — осведомился Ричард.
— В итоге линчевали, милый. Долго не решались, но когда ведьма напустила на одного из мужиков блох и вшей, от которых тот на стенку лез, а поделать ничего не мог, обратились за содействием ни больше ни меньше, как к самому уездному комиссару[43]. Он и нагрянул в село во главе двадцати чоновцев. Все жители деревни, да и я с ними заодно, пошли следом — но, доложу тебе, толпа была весьма перепуганной. Старуху выволокли из хижинки, обследовали на предмет ведьмовства, удостоверились в полной справедливости обвинений, и тут же, без суда и следствия, поставили к стенке.
— А как же ее... гм!.. обследовали? — не унимался Ричард.
— Во-первых, обнаружили знаки.
— Что-о?
— Раздели донага. Под левой мышкой отыскалась третья грудь, а уж это — признак несомненный.
Де Ришло кивнул:
— Мари-Лу не спятила, Ричард. Она правду говорит. Из третьей груди кормят преисподнего слугу... Кто это был, та chere? Кошка?
Молодая женщина покачала головой.
— Нет. Огромная, толстая, отвратительная жаба.
— Вы надо мною измываетесь по предварительному сговору, или импровизируете? — спросил Итон.
— Ни то, ни другое, — спокойно возразил герцог.
— Чушь собачья! — негодующе фыркнул Ричард. — Комиссар налакался водки, шлепнул ни за понюх табаку несчастную старуху, а вы еще оправдываете его? Хороши, голубчики!
— А на бедре у ведьмы, — продолжила Мари-Лу, — отыскалась дьяволова метка. Потом колдунью швырнули в деревенский пруд, проверить: потонет или нет. Зрелище было жуткое, но я уже кое в чем разбиралась и мысленно согласилась с красными. Первый и, видимо, последний раз в жизни.
— А что такое, — вмешался Аарон, — дьяволова метка? Никогда не слыхал.
Ответил герцог де Ришло.
— Считается, что дьявол собственной персоной, или его доверенное лицо, касается колдуньи либо колдуна во время сатанистского «крещения» на шабаше, и образовавшееся пятно, схожее с родимым, становится нечувствительным к боли. Во времена средневековых судебных процессов подобные места разыскивали особо тщательно, вонзая в подозреваемого или, чаще, подозреваемую, булавки. Часто метка дьявола бывает вообще незаметна...
Мари-Лу кивнула кудрявой головой:
— Верно... Старухе завязали глаза, а потом начали тыкать цыганской иглой куда попало. Всякий раз она вскрикивала, но, в конце концов, комиссар ненароком угодил в метку на левом бедре, и ведьма не почувствовала ничегошеньки. Комиссар вонзил иглу еще несколько раз — и опять ни единого звука. Загоняет иглу чуть ли не полностью — и ни малейшего признака боли. Тогда-то все и уверились: перед ними была настоящая, всамделишная ведьма.
— Ты, возможно, и уверилась, но я настаиваю: линчевали неповинного человека, — упорствовал Ричард. — Сущее варварство! Но пускай старуха даже четырежды заслуживала казни — что за дикие способы следствия? А доказательства? Тьфу!
— Ээ-э... Ричард!
Саймон склонился вперед и уставился на Итона.
— А?
— Ты веришь в... как бы это назвать? В проклятия?
— Проклятия? Наведение порчи? Галиматья!
— Видишь ли, я полагаю, насылание проклятий и наведение порчи доказывают существование сверхъестественных — вернее, противоестественных — влияний.
— Бабушкины сказки! Случайное совпадение событий возводят в разряд сверхъестественного. Человека прокляли, через пару-тройку дней он случайно угодил под автомобиль... Вот и готова умопомрачительная повесть о чародействе.
— Убеждены? — спокойно спросил де Ришло.
— В чем?
— В том, что бабушкины сказки — бессмысленная и беспочвенная ахинея?
— Разумеется, — улыбнулся Итон. — Потребуются веские доказательства, дабы заставить меня поверить в обратное.
— Даст Бог, к рассвету вы сохраните свой здоровый скептицизм неприкосновенным, — ответил де Ришло. — Всей душой уповаю на это.
— Хорошо, — вмешалась Мари-Лу. — Ты англичанин, дорогой, ты родился и вырос в обществе европейском до мозга костей. Но в России люди куда ближе к первозданной природе, куда лучше и, прости за откровенность, гораздо тоньше воспринимают ее. Сверхъестественное — в частности, одержимость бесом, — воспринимается как нечто само собою разумеющееся... Да коль скоро на то пошло, вся революция семнадцатого года — наглядный пример массового бесовского наваждения!
— Девочка совершенно права, — подхватил де Ришло. — И не забывайте, Ричард: я сам наполовину русский по крови. Касаемо национального сознания Мари-Лу говорит сущую истину.
— Примерно за год перед тем, как ты вызволил меня и вывез в Англию, — сказала Мари-Лу, — в деревне, отстоявшей от Романовска верст на пятьдесят, убили оборотня.
Итон довольно-таки невежливо расхохотался.
— Ну-ну, — произнес он, приближаясь к дивану, где привычно свернулась калачиком жена. — Теперь пытаетесь убедить бедного доверчивого британца, будто человек и впрямь способен превращаться в хищного зверя! За полночь выбираться из постели, отращивать когти, клыки и выходить на охоту... А потом возвращаться домой, принимать обычный облик и тихо-мирно досыпать?
— Не столь упрощенно, — улыбнулась Мари-Лу, — однако здравое зерно в обрисованной тобою картине, пожалуй, наличествует.
— Расскажи, — попросил Саймон.
— Ты же знаешь, волки охотятся стаями. Почти неизменно. А в том уезде объявился волк-одиночка, наводивший ужас на окрестных обитателей и наделенный чудовищной, неимоверной хитростью. Он резал овец, ловил собак, загрыз двух маленьких детей. Потом растерзал старую крестьянку.
