Чак Хоган - Штамм Закат
Голова Твари мотнулась назад. Анхель и сам поразился, что ему удалось нанести столь успешный удар. Владыка уставился на мстителя в серебряной маске. Тварь пришла в ярость — об этом можно было судить по тому, с какой скоростью стали перемещаться ее кровяные черви: плоть Владыки словно бы взбурлила.
От возбуждения Анхель даже улыбнулся под своей маской.
— Ты хотел бы, чтобы я открылся тебе, верно? — сказал он. — Но нет, моя тайна умрет вместе со мной. Мое лицо навсегда останется спрятанным.
Эти слова были коронной фразой, которая звучала в каждом фильме Серебряного Ангела и которую продублировали на многих языках по всему миру. Рестлер десятилетиями ждал, когда же ему удастся произнести эту фразу в реальной жизни. Однако Владыка счел, что с забавой покончено.
Тварь наотмашь, в полную силу хлестнула по голове Анхеля тыльной стороной огромной ладони. Нижняя челюсть и левая скула рестлера словно бы взорвались под маской. Взорвались и исчезли. Так же как левый глаз.
Но Анхель не сдался. С невероятным усилием он устоял г>------л гппппгялпгь. колено болело просто блядски, он захлебывался собственной кровью... а мысли вдруг понесли его в далекое прошлое, в то время, когда он был молод, и в то место, где он был счастлив.
У него шла кругом голова, ему было жарко, он ощущал необыкновенный прилив сил, и тут он вспомнил, что находится на съемочной площадке. Ну конечно! Ведь он снимался в фильме. И чудовище перед ним — не более чем какой-нибудь хитрый спецэффект, всего-навсего загримированный и соответствующе одетый статист из массовки. Но почему же так больно? И почему так странно пахнет его знаменитая маска? Вроде как немытыми волосами и потом. Пахнет как старая вещь, которую навсегда предали забвению в кладовке. Пахнет им самим.
Большой пузырь крови, журча, подкатил к горлу Анхеля и лопнул там с громким хлюпаньем. Челюсть и левая скула превратились в кашу. Единственное, что еще хоть как-то скрепляло лицо старого рестлера, была его вонючая маска.
Анхель крякнул и бросился на врага. Владыка выпустил трость, чтобы покрепче ухватить обеими руками неугомонного верзилу, и в мгновение ока разорвал его на клочки.
Сетракян еле удержался, чтобы не завопить во весь голос. Он спешил засовать под язык как можно больше таблеток и остановился вовремя — как раз в ту секунду, когда Владыка снова обратил на него внимание.
Тварь вцепилась в плечо Сетракяна и оторвала хрупкого старика от пола. Теперь Сетракян болтался в воздухе перед Владыкой, удерживаемый окровавленными руками вампира. Владыка притянул его ближе, и Сетракян без страха воззрился на ужасное лицо Твари — лицо кровопийцы, в котором кишело древнее зло.
Полагаю, профессор, в каком-то смысле ты всегда хотел этого. Я думаю, тебе всю жизнь было крайне любопытно узнать, что же там такое, по ту сторону жизни.
Сетракян не мог отвечать — под его языком растворялись таблетки. Но ему и не нужно было отвечать вслух. «Мой меч поет серебром», — подумал он.
У профессора кружилась голова. Лекарство начинало действовать, на мысли опускался туман — спасительный заслон, не позволяющий Владыке постичь истинные намерения Сетракяна. Мы многое узнали из книги. Мы поняли, что Чернобыль был ложным объектом... Лицо Владыки было прямо перед Сетракяном. Как же Авраам хотел прочитать на нем страх! Твое имя... Я знаю твое истинное имя. Хочешь услышать его... Озриэль?
В ту же секунду рот Владыки распахнулся, и оттуда с яростной силой вылетело жало. Оно с треском пробило шею Сетракяна, разорвало голосовые связки и вонзилось в сонную артерию. Сетракян лишился голоса, однако не почувствовал жгучей боли, только все его тело охватила тупая мука иссушения. Старик понял, что его выпивают до дна. Что его системе кровообращения пришел конец, а вместе с ней и всем органам, которые она обслуживала. И что сейчас последует шок.
Глаза Владыки были невозможно красного цвета, они так и сверлили лицо жертвы, пока Тварь с колоссальным наслаждением пила ее кровь. Сетракян выдержал взгляд вампира — не из чувства противоречия, он просто смотрел в глаза Владыки и ждал каких-нибудь признаков немочи. Старик ощущал вибрации кровяных червей, которые, извиваясь, носились по всему его телу, с жадностью исследуя свое новое обиталище и вторгаясь в самые сокровенные тайники его естества.
Внезапно Владыка затрясся, словно от удушья. Его голова резко откинулась назад, мигательные перепонки затрепетали. Тем не менее жало плотно сидело в артерии, и Тварь упорно продолжала пить, словно желая высосать всю кровь до последней капли. Наконец Владыка отъединился от Сетракяна, вобрав в себя трепещущее красное жало. Весь процесс занял не более тридцати секунд. Владыка вгляделся в Сетракяна и увидел, что тот смотрит на него с пристальным интересом. Пошатнувшись, вампир сделал шаг назад. Его лицо исказилось, кровяные черви замедлили свой бег, толстое горло заходило ходуном, словно Владыка чем-то подавился.
Тварь швырнула Сетракяна на пол и, качаясь, побрела прочь. Кровь старика оказалась неудобоваримым обедом. В нутре Владыки разгоралось жжение.
Сетракян лежал на полу Главного щита. Перед его глазами гтпям тл^гтяя пелена. Пооколотая шея кровоточила. Он наконец расслабил язык, почувствовав, что последние таблетки, лежавшие в ямке его челюсти, растворились без остатка. Старик успел рассосать большие дозы сосудорасширяющего нитроглицерина и позаимствованного у Фета крысиного яда — кумадина, разжижающего кровь. Все это Владыка и получил вместе со своим кровавым обедом.
Фет был прав: у тварей отсутствовал биологический механизм рвоты. Если они поглощали какое-либо вещество, то изрыгнуть его обратно уже не могли.
Нутряное пламя все сильнее жгло Владыку. Он снова сорвался с места и размытой черной кляксой вылетел из зала во внешние помещения, где истошно надрывались сирены.
Пока станция проходила половину очередного витка вокруг Земли — она была над темной стороной планеты, — Космический центр имени Джонсона замолчал. Талия потеряла Хьюстон.
Вскоре после этого она почувствовала несколько сильных толчков. Это были столкновения с космическим мусором — по станции щелкали обломки, витающие в пространстве. Ничего особо необычного — разве что частота соударений.
Еще толчки. Слишком много. И слишком кучно.
Талия замерла, насколько вообще можно было замереть, плавая в невесомости. Она попробовала успокоиться, привести мысли в порядок. Нет, что-то явно было не в порядке.
Талия подплыла к иллюминатору и уставилась на Землю. На ночной стороне планеты были отчетливо видны две очень яркие, словно бы даже раскаленные точки. Одна была прямо на горизонте, на границе света и тьмы. Вторая — ближе к восточному краю.
Талия никогда не видела ничего подобного. Ни на тренировках, ни в руководствах, которые она читала во множестве, — ничто не подготовило ее к этому зрелищу. Интенсивность света... Явно очень большое выделение тепла... На земной полусфере яркие точки казались не более чем булавочными уколами, и тем не менее опыт Талии подсказывал ей, что это взрывы колоссальной мощности.
Станция качнулась от еще одного сильного удара. То были не привычные градинки мелкого космического мусоpa. Вспыхнул индикатор аварийной ситуации, около люка замигали желтые световые сигналы. Что-то изрешетило панели солнечных батарей. Словно бы по станции открыли огонь. Надо немедленно облачаться в скафандр и...
БАМММ! Сильнейший удар по корпусу модуля. Талия подплыла к компьютеру и сразу увидела предупреждение об утечке кислорода. Очень быстрой утечке. Баки тоже были изрешечены. Зовя своих товарищей по станции, Талия ринулась к шлюзу.
От нового удара корпус модуля содрогнулся еще сильнее. Талия старалась залезть в скафандр с максимальной скоростью, однако целостность станции уже была нарушена — давление стремительно падало. Непослушными пальцами Талия пыталась закрепить шлем, спеша опередить смертоносный вакуум. Последние силы ушли на то, чтобы открыть кислородный клапан.
Теряя сознание, Талия проваливалась в темноту. Последние ее мысли перед отключкой были вовсе не о муже, а о собаке. В мертвенной тишине космоса Талия каким-то образом услышала ее лай.
Вскоре Международная космическая станция и сама стала частью космического мусора, несущегося в пространстве. Медленно сходя с орбиты, она начала неуклонно приближаться к Земле.
Сетракян лежал на полу Главного щита атомной станции «Рожковая долина». Вокруг него все сотрясалось от грохота. У старика жутко кружилась голова. Сетракян знал, что он обращается. Он чувствовал это. Стеснение в горле было только началом. Его грудная клетка превратилась в кипучий муравейник. Кровяные черви, освоившись в организме, выпустили на волю свое сдержимое: вирус начал быстро размножаться внутри Сетракяна, подавляя работу клеток и пытаясь изменить его. Пытаясь переделать человека под себя.
