За тридцать тирских шекелей - Корецкий Данил Аркадьевич
Семенов был уже у входа на служебной «Волге». Увидев Графа, он вышел из машины, но не пошёл навстречу, а завернул в парк и двинулся по пустынной аллее. Гражданский плащ, шляпа, руки в карманах… «Как в шпионском кино! – разозлился Юздовский. – Может, и руки без пароля не подаст?»
В конце аллеи генерал сел на мокрую скамейку. Казалось, на дождь он внимания не обращает. Значит, чем-то всерьез озабочен!
Граф прошёл следом, остановился напротив. Не зная, как себя вести, посмотрел по сторонам.
– Что не подходишь, Антиквар? – Семенов как ни в чём не бывало поднялся, сам подошёл, протянул руку. – У меня мало времени, извини! Потому сразу к делу. Тебе фамилия Фельдман о чём-нибудь говорит?
– Яков Моисеевич, директор комиссионки? – насторожился Граф.
– Он самый!
– А что с ним?
– Да с ним-то, можно сказать, всё в порядке… На постоянное место жительства в Израиль выехал.
– Выпустили всё-таки?! Ну, а я тут при чём?
– Ни при чём, так ни при чём. Только он там пытался продать бриллиантовую брошь, но оказалось, что вместо бриллиантов в ней фианиты и стразы. А эту брошь он купил в ювелирном магазине «Кристалл». И сейчас по запросу МВД Израиля магазин берут в разработку…
Юздовский от такой новости опешил. Мысли судорожно вертелись в голове: «Конец, это тюрьма! А ведь этим не ограничится… Всё раскрутят, всё! И под расстрел подведут!»
Он чувствовал, что бледнеет. Сердце лихорадочно колотилось. Но легко сдаваться он не привык.
– Так я тут не при делах! – уверенно заявил он. – Это, наверное, Семён Семёнович покойный, царствие ему небесное, свои макли крутил…
– Ну, если так, то и волноваться тебе не о чем, – Семенов поёжился и поднял воротник плаща. – Только я тебя не затем позвал, чтобы секретную оперативную информацию доложить. Просто, драгоценности – это моя линия, «Кристалл» – мой объект, а ты был у меня на связи. Сам понимаешь, какие выводы из этого начальство может сделать… Поэтому про нашу совместную работу забудь! И про твой звонок насчет Туза тоже забудь. Потому что мы его отрабатывали, а потом троих его бойцов кто-то завалил. Да и самого его грохнули! Тёмное дело! Тут твоя отговорочка «Я ни при чём!» не поможет! И я этой дурацкой отговоркой пользоваться не хочу! Понял меня?
– Понял, – растерянно проговорил Юздовский.
– Ну ладно, пора мне!
Семенов развернулся и пошёл к своей машине.
– До свидания! – сказал ему вслед Граф.
Но генерал его не услышал. Или сделал вид, что не слышал. Зачем ему бывший осведомитель? Он уже отрезанный ломоть…
Дождь быстро набирал силу, и Граф тоже поторопился к машине.
Всю дорогу душа Юздовского клокотала, словно котел с кипящей смолой для грешников, который давно ждал его и не мог дождаться. Напряжение рвалось наружу, и когда он добрался до дома, его словно прорвало. Перед генералом Семеновым он старался держаться уверенно и спокойно, спокойно отпустил охрану и прислугу, но потом паника вырвалась наружу и подчинила его целиком. Матерясь, он метался по дому, заглядывал в шкафы, в кладовки, в подвал, даже залез на чердак.
– Не годится… Нет… Сразу найдут…
– Что случилось? – испуганно спрашивала Виолетта. – Что ты ищешь?
Граф остановился, посмотрел на жену долгим застывшим взглядом.
– То, что не должны найти!
Он замолчал, перевёл взгляд на окно, по которому стекали капли дождя.
– Льёт как из ведра, ну да хрен с ним! Виола!
– Что? Что делать, скажи!
– Неси сюда две кастрюли с крышками! Только протри их насухо. И полиэтилен, которым мы паркет закрывали при покраске… И скотч!
Виолетта посмотрела на мужа как на умалишённого. Но перечить не стала, и послушно пошла на кухню. Граф бросился к шкафу, с трудом сдвинул его в сторону, опустился на колени, вынул несколько дощечек паркета и принялся доставать из тайника пачки денег – рублей, долларов и фунтов, коробочки с кольцами, брошами, кулонами и пакетики с бриллиантами.
«Главное, это спрятать! Коллекция, конечно, тоже глаза рвет, но она у меня давно, свидетелей тому много… Можно на княжеское наследство списать… Главное – эти цацки, они точно на расстрельный приговор потянут!»
Виолетта принесла синюю и белую в горошек эмалированные кастрюли, кухарка варила в них замечательные украинские борщи, делала голубцы… Хотя к едрене фене жратву, может, они уже едут!
Он быстро набил кастрюли драгоценностями, обернул их полиэтиленом, скотчем загерметизировал крышки, обмотал сверху пленкой и снова закрепил скотчем.
– Зачем ты это делаешь? – спросила жена.
– Возникли проблемы, могут прийти с обыском. Пойдём! Нужно все закопать поглубже…
Виолетта опустилась на стул и растерла слёзы ладонью по лицу.
– Я никуда не пойду! Дождь ведь идет! А если обыск, – так все равно найдут!
– Ну и чёрт с тобой! Сам справлюсь!
Он взял в кладовке штыковую и совковую лопаты и вышел на улицу. Дождь ослабел, но продолжал лить. Юздовский прошёл в сад, осмотрелся. Орех, в который попала предназначенная ему пуля, почему-то стал засыхать. «Может, там моя душа живет? – подумал он. – Как у Кащея – в игле?»
Он подошел поближе – да, место подходящее.
«Вот под душу свою и спрячу! Уж этот-то ориентир я точно не забуду».
Он провозился не меньше двух часов: копал яму, чтобы туда уместились обе кастрюли, относил лишнюю землю подальше и рассыпал между деревьев, чтобы не образовался холм, как на могиле… Он не привык к физическому труду и к концу работы еле стоял на ногах. Вымок не то что до нитки, а, казалось, до самых костей, весь измазался в земле. Пока копал и носил, холода не чувствовал, но когда, грязный с головы до ног, вернулся в дом, его бил сильный озноб. Виолетта ждала его с пустым мешком.
– Я приготовила горячую ванну, иди скорей! А одежду давай в мешок, завтра выбросим!
– Ты у меня умница! – Феликс поцеловал жену. А про себя подумал: «Когда хочет, то умеет помочь»!
«А хочет, когда большие деньги на кону! – ехидно подсказал кто-то. Или просто пришла такая глупая мысль, которую он тут же прогнал. – Виолетта, как и все красотки, конечно, меркантильная, но не настолько!»
– Иди в ванную. Хочешь, и я приду? – осторожно спросила Виолетта. Долгое время она казалась мужу мраморной статуей, со всеми вытекающими последствиями, но терпеливо ждала, пока охлаждение пройдет.
– Конечно, приходи! – сказал Феликс. – И захвати коньяк!
Больше ему не казалось, что Виолетта сделана из камня…
То ли коньяк помог, то ли ласки Виолетты, но Феликс не заболел, даже насморка не поймал! С обыском никто не приехал, и он перевел дух: может, и обойдется? Но на всякий случай вызвал знакомого врача и взял больничный: в условиях возможной опасности лучше держаться от «Кристалла» подальше.
Но нехорошие мысли никуда не делись, он пытался отвлечься, однако получалось это плохо. Целыми днями бродил по саду в поисках какого-нибудь дела, которым можно себя занять. Взгляд то и дело невольно обращался к месту, где закопал ценности. Работой своей Граф остался доволен: земля была ровная, отполированная дождём, совсем незаметно, что вскапывалась.
Но вот орех окончательно засох. И Юздовскому это не давало покоя: не от пули ведь! Значит, какой-то дурной знак. Может, это его душа сохнет? Плохая примета, не к добру, однозначно! Грызло какое-то нехорошее предчувствие, как будто засохшее дерево во дворе – к беде. Хотя он никогда о такой примете не слышал. А потом добавилась еще одна мыслишка: сухое дерево в ухоженном саду бросается в глаза и вызывает подозрение – почему хозяин его не спилил, если во всём остальном поддерживает идеальный порядок? Придут из ОБХСС – обязательно начнут под ним копать!
«Да спилить его нафиг, и дело с концом! – наконец, решил Граф. – Чтоб лишних мыслей не возникало. А уж заначку свою я и без него не потеряю!»
В субботу с обязательным ежедневным докладом явился Кирилл Яковлевич Безелуцкий.
