За тридцать тирских шекелей - Корецкий Данил Аркадьевич
Круг замкнулся: выпущенная неизвестным киллером пуля все-таки попала в сердце Графа, только почти через месяц после выстрела…
Это было очень странно. И не просто странно – Лобов почувствовал, что тут дело нечисто, в самом худшем понимании этого слова. В ходе проверки он опросил ряд свидетелей, в том числе и жену покойного Виолетту Юздовскую. Эффектная молодая женщина вовсе не походила на безутешную вдову, она добросовестно отвечала на вопросы, которые оперативник задавал расчетливо и умело. В результате Виолетта поведала, что Феликс Георгиевич долго искал фамильную реликвию – перстень своего прапрадеда князя Юздовского, и наконец нашел. Но от специалиста, изучавшего историю перстня и даже написавшего о нем книгу, он узнал, что все владельцы этого украшения погибали не своей смертью. Это Феликса огорчало, он стал пить и, наверное, избавился от убийственной вещицы, потому что она давно ее не видела. А его смерть могла быть не только следствием воздействия, приписываемого княжескому перстню, но и простой случайности.
Проверка закончилась отказом в возбуждении уголовного дела за отсутствием события преступления. Пильщик Андрей отделался только переживаниями, так как его вины в несчастном случае установлено не было. Про перстень никто не вспоминал.
Зато у Лобова дела пошли на лад. Как-то само собой, без особых усилий, удалось раскрыть несколько «висяков» подряд, в том числе – убийство преступного авторитета Демона, претендовавшего на место покойного Туза. Пару раз он избежал неминуемой гибели при задержаниях опаснейших преступников. Вскоре капитана вызвали в кадры Управления, спросили: не возражает ли он стать заместителем Руткова? Мол, подполковнику скоро на пенсию, надо готовить замену. Лобов, естественно, согласился. Уголовное дело по факту применения оружия Рутковым было прекращено, но тот и сам понимал, что служба идет к концу. И молодой, но опытный капитан как раз подходил для замены! Вскоре приказ был подписан: Лобов стал заместителем начальника отдела особо тяжких, получил за короткий срок несколько поощрений и был выдвинут на участие во всесоюзном конкурсе МВД «Лучший по профессии».
Как ни странно, Руткова это не обрадовало.
– Под кого из руководства ты залез, Сашок? – спросил он, презрительно улыбаясь. – Умело протоптал дорожку к начальственным кабинетам – никто ничего не прознал…
– Да никуда я не протаптывал! Сами вызвали, сами предложили, просто так! Я думал, с вашей подачи!
– А то ты порядка не знаешь, не догадываешься, что просто так только кошки родятся! Я ничего не знал, пока приказ не увидел, а ведь это я должен был писать на тебя представление! Решил вытолкнуть наставника из кресла, да самому в нем устроиться?
Переубедить старого опера было невозможно, и отношения между ними ухудшились: будто черная кошка дорогу перебежала…
Правда, Лобов знал «порядок» и догадывался, что «просто так» ничего нигде не делается. И он стал подозревать, что его удачи связаны с перстнем. Значит, в книге все правда? Дома он надевал перстень на палец и подолгу любовался им, жалея, что не может носить открыто. На работе приходилось носить его на кожаном шнурке, спрятав под рубашкой на груди. Иногда Лобов даже чувствовал в районе солнечного сплетения тепло, исходившее от перстня в критические минуты. Так было и при задержании Гнуса, когда тот выстрелил в сыщика из нагана – пуля прошла совсем рядом, и когда Лобова чуть не ударил по голове топором подкравшийся сзади рецидивист по прозвищу Трамплин…
В общем, хотя это и невероятно, но он пришел к выводу, что помогают ему не связи в высших милицейских кругах, которых у него заведомо не было, а перстень, который у него был. Из памяти не уходили опасения Юздовского о насильственной гибели всех обладателей перстня… К тому же описанные в книге события это подтверждали… Да что там книжные строчки! Смерть Юздовского была достоверней и убедительней любых книг! Надо же, чтобы предназначенная Графу пуля попала по назначению через длительное время, выброшенная полотном бензопилы «Дружба»! Но оперативный работник уголовного розыска привык рисковать, привык ходить по одним дорожкам со смертью… И перстень, который заботился о нем и помогал в делах, его не пугал!
К хорошему привыкают быстро. А везение – лучшее, что может быть в жизни. Так что, когда Лобову сообщили, что он признан лучшим сыщиком СССР, он почти не удивился. Чего-то похожего он и ожидал!
– Поздравляю! – пожал ему руку начальник Управления генерал Семенов. – Поедешь в Стамбул, на международный съезд полицейских. Смотри, держи там нашу марку, так сказать, да на провокации капиталистов не поддавайся!
«Важняк» [22] городской прокуратуры, советник юстиции Сазонов, нечасто терпел поражения и давал уходить дичи, на которую охотился. Точнее, никогда такого не было, хотя он сидел на ментовской линии, а это звери травленые, умные и хитрые. Неудача с Рутковым обозлила и раззадорила его. Но процессуальное решение принято, так что делать нечего. В конце концов, у всех случаются неудачные выстрелы и сорванные охоты. Он подшил постановление о прекращении дела в конце толстого, страниц на сто пятьдесят, тома. Столько работы «на корзину»! Следователь тяжело вздохнул. Сюда следовало подшить обвинительное заключение и направление дела в суд!
Он принялся пролистывать дело. Когда-то коренастый, а нынче полный – сказывается сидячая работа, отечное лицо цвета сырого теста, глаза навыкате, темные круги под ними, маленький приоткрытый рот, навсегда застывшее выражение недовольства: тоже работа – нервы, нерегулярное питание, постоянное напряжение, стрессы… Недаром коллеги зовут его Сазаном, он чем-то действительно напоминает снулую рыбу.
Но вдруг унылое лицо Сазана оживилось, как раз в тот момент, когда он рассматривал схему микроавтобуса «РАФ», на котором опергруппа ехала задерживать Серпа с Молотком. Сазонов был очень пунктуален, он даже отметил, кто где сидел: тут главный персонаж – Рутков, тут его выкормыш Лобов, тут опера Федосеев и Говоров, тут участковый Шейко, тут сержанты, тут недоносок Глумов… Конечно, все менты заодно и схема не понадобилась – никаких противоречий не выявилось, расхождений – видел – не видел – тоже не было…
Но схема составлена не зря: сейчас Сазонов увидел, что на месте водителя никакой отметки не стояло – он его не допрашивал. Посчитал, что нет никакого смысла: ясно, что менты договорились между собой, раз семеро говорят одно, то восьмой никогда не скажет другого! Но сдавать в архив дело с недопрошенным свидетелем – все равно что заканчивать охоту, когда в карабине еще остался патрон… Конечно, можно махнуть рукой – дескать, все равно не достать! А можно прицелиться в резво уходящую по белому снегу дичь и все-таки попробовать… А вдруг попадешь? Ну, а промажешь, так будешь знать, что сделал все, что мог! А Сазан никогда не бросал работу, которую не довел до конца.
Он набрал номер дежурного по Управе.
– Посмотрите, прошлый месяц, пятнадцатое число, кто из водителей вез группу на Комсомольский проспект?
– Сейчас посмотрю график… Так… Так… А это была гражданская машина, поддежуривающая, с почтамта. Фамилии водителя у меня нет.
– Ладно, спасибо! – Сазонов бросил трубку. В душе вспыхнул погасший было огонек азарта: раз машина гражданская, то водитель отношения к милиции не имеет и вряд ли его втянули в сговор… Он не стал предварительно звонить, а сразу поехал на почтамт и нашел дежурившего в тот вечер водителя. Который полностью подтвердил показания Глумова:
– Я еще подумал: разве можно давать оружие стажеру? Но он сам отказался…
Последний патрон выстрелил удачно, пуля попала в цель. Осталось оформить возобновление уголовного дела…
В Стамбул Лобов не поехал, а поплыл, или, как говорят моряки, «пошёл» на турбоходе «Максим Горький» – самом большом океанском лайнере страны, флагмане советского пассажирского флота. Мечта романтиков – синее море, белый пароход! Обтекаемые обводы, заостренный нос, высоко поднятый капитанский мостик, каюты на двоих со всеми удобствами, полированное дерево, ковры, зеркала, питание в ресторане…
