Линкольн Чайлд - Кабинет диковин
– Но подумайте о том, какой прогресс принесет это открытие, если самые блестящие умы человечества получат еще сто-двести лет для пополнения своих знаний и дальнейшей работы. Представьте, тетя Корнелия, что могут сделать для человечества новые Гете, Коперники или Эйнштейны, если они смогут прожить две сотни лет.
– На одного мудрого и доброго человека приходится тысяча глупых и злых существ. В то время как Эйнштейн будет две сотни лет углублять познания, тысяча негодяев станет совершенствоваться в своей мерзости, – насмешливо произнесла тетя Корнелия.
В помещении снова установилось долгое молчание. Доктор Остром нервно затоптался у двери.
– С тобой все в порядке, мой мальчик? – спросила старая дама, внимательно глядя на Пендергаста.
– Да. – Пендергаст взглянул в мудрые – и в то же время безумные – глаза старой дамы и сказал: – Спасибо, тетя Корнелия.
Затем агент ФБР поднялся со стула и, поймав вопросительный взгляд Острома, добавил:
– Спасибо, доктор. Мы закончили беседу.
Глава 2
Кастер стоял у залитого светом стола. Из темных проходов между стеллажами летели клубы пыли, что являлось побочным продуктом работы детективов. Этот надутый осел Брисбейн продолжал протестовать, но Кастер не обращал внимания на его вопли.
Расследование, которое началось так лихо, результатов не дало. Его лучшие копы не нашли ничего, кроме разношерстного мусора, приводящего в изумление любого нормального человека. Старые карты, пожелтевшие диаграммы, высохшая змеиная кожа, наполненные какими-то зубами коробки, погруженные в столетний спирт внутренние органы отвратительного вида. Одним словом, ничего, что могло бы послужить ключом к разгадке. Кастер был уверен, что после обыска в архиве все разрозненные детали головоломки сразу же встанут на свои места. Он не сомневался, что его внезапно открывшееся мастерство сыщика позволит увидеть то, что проморгали все остальные. Но пока прорыва добиться не удалось, новые версии не возникали. Перед его мысленным взором возник образ комиссара Рокера, скептически взирающего на него из-под нахмуренных бровей. Кастера начинало все сильнее охватывать чувство беспокойства, от которого он так и не сумел избавиться до конца.
Музейный юрист говорил все громче, и Кастер заставил себя вслушаться в его слова.
– Вы всего лишь ловите рыбку в мутной воде. Наудачу забрасываете удочку, – почти кричал Брисбейн. – Вы здесь все перевернули вверх дном! – Он показал на ящики для вещественных доказательств и на разбросанные вокруг предметы. – Все это принадлежит музею!
Кастер с отсутствующим видом показал на Нойса и сказал:
– Вы видели ордер.
– Да, видел. И он не стоит даже той бумаги, на которой напечатан. Мне никогда не доводилось видеть юридического документа, составленного в столь общих фразах. Прошу отметить в протоколе, что я заявляю протест и требую прекратить дальнейшее проведение обыска в музее.
– Пусть это решает ваш босс – мистер Коллопи. От него есть какие-нибудь вести?
– Как юридический советник музея, я уполномочен выступать от имени доктора Коллопи.
Кастер с мрачным видом скрестил руки на груди. В недрах архива раздался еще один громкий удар, за которым последовали крики и скрип. Через несколько секунд из прохода между стеллажами возник полицейский с чучелом крокодила в руках. Брюхо пресмыкающегося было распорото, и из дыры торчала вата. Коп положил чучело в один из ящиков для вещдоков.
– Что, дьявол вас всех побери, там происходит?! – заорал Брисбейн. – Эй, вы! Да-да, вы! Как вы смели резать этот экспонат?
Полицейский одарил юридического советника музея мрачным взглядом и, не проронив ни слова, скрылся в чреве архива.
Кастер тоже промолчал. Он чувствовал, как в нем нарастает беспокойство. Допросы сотрудников музея тоже пока не принесли никаких результатов. Во всяком случае, они не дали ничего нового по сравнению с предыдущими расследованиями. Это была его операция. Его, и никого другого. Если он ошибется (даже сама мысль об этом была невыносима), если это все-таки случится, его выставят на всеобщее обозрение и осмеяние, как клоуна.
– Я прикажу службе безопасности выпроводить всех ваших людей из музея, – не унимался Брисбейн. – Ваше поведение неприемлемо. Где Манетти?
– Манетти – именно тот человек, который нас сюда привел, – сказал Кастер, думая о своем.
А что, если он все же совершил ошибку? Грандиозную ошибку.
– Манетти не должен был этого делать. Так где же он?
– Мистер Манетти ушел, – ответил Гиббс.
Хотя Кастер был занят своими мыслями, он заметил, каким грубым тоном были произнесены эти слова, каким злобным взглядом они сопровождались. Капитану стало ясно, что Гиббс думает о Брисбейне. «Да, этот тип явно не пользуется здесь популярностью, – снова подумал Кастер. – Нажил себе кучу врагов. Пак наверняка должен был ненавидеть мерзавца за то, что он на него наехал. Должен сказать, что не могу осуждать стар...»
И в этот миг Кастер снова прозрел. Это озарение по своему значению не шло ни в какое сравнение с первым. Вся цепь преступных событий приобрела очевидную логику, хотя разум поначалу и отказывался ее принять. Это было одно из тех блестящих проявлений интуиции, которые всегда получают признание и благодарность со стороны департамента полиции Нью-Йорка. Это был образец дедукции, достойный самого Шерлока Холмса.
Он внимательно посмотрел на Брисбейна. Гладко выбритое лицо заместителя директора раскраснелось, волосы растрепались, а глаза горели гневом.
– Куда ушел Манетти?
Гиббс вместо ответа пожал плечами.
Брисбейн подошел к столу и поднял телефонную трубку. Кастер по-прежнему не сводил с него глаз. Брисбейн поочередно набрал несколько номеров, каждый раз давая какие-то указания.
Закончив переговоры, он повернулся к Кастеру и не терпящим возражения тоном произнес:
– Капитан, я требую, чтобы ваши люди покинули архив.
Кастер взирал на первого заместителя директора из-под полуопущенных век. «Надо вести себя крайне осторожно», – думал он.
– Мистер Брисбейн, – сказал капитан, надеясь, что сумел найти приемлемый тон, – не лучше ли будет обсудить все проблемы в вашем кабинете?
– В моем кабинете? – изумленно переспросил Брисбейн.
– Да. Там нам никто не будет мешать. Боюсь, что обыск музея займет значительно больше времени, чем я предполагал. Обсудим эту проблему в вашем офисе.
Брисбейн подумал немного, а затем произнес:
– Хорошо. Следуйте за мной.
– Лейтенант Пайлз, – сказал капитан, – принимайте на себя командование.
– Слушаюсь, сэр.
Кастер повернулся лицом к Нойсу и едва заметным движением пальца поманил сержанта к себе.
– Пойдешь со мной, Нойс, – пробормотал капитан едва слышно. – Табельное оружие при тебе?
Нойс кивнул. Его слезящиеся глаза слегка поблескивали в неярком освещении.
– Хорошо. В таком случае пошли.
Глава 3
Амбразура в панели двери снова открылась. От страха и пребывания во тьме он полностью утратил чувство времени. Как долго он находится в заточении? Десять минут? Час? Сутки?
В прямоугольнике света опять зашевелились губы, и уже знакомый голос произнес:
– Как мило, что вы навестили меня в моем старом и, осмелюсь предположить, интересном доме. Надеюсь, что вы получили удовольствие от моей коллекции. Предметом моей особенной гордости является коридон. Вам удалось увидеть коридона?
Смитбек попытался ответить, забыв, что его рот заклеен лентой.
– Ах да! Что со мной происходит? Не утруждайте себя ответом. Я буду говорить, а вам остается лишь слушать.
Смитбек лихорадочно изыскивал возможности спасения.
– Да, коридон представляет огромный интерес как разновидность мозазавров из меловых отложений Канзаса. И амулет из Тибета тоже весьма необычен. Во всем мире их всего два. Насколько я понимаю, он был вырезан из черепа Будды в его пятнадцатом перевоплощении.
До Смитбека долетел сухой смешок, чем-то похожий на шорох осенней листвы.
– В целом, мой дорогой мистер Смитбек, это самый лучший кабинет диковин из всех, когда-либо существовавших. Мне очень жаль, что так мало людей имели возможность его увидеть, а те, кто удостоился подобной чести, оказались в положении, не позволявшем им нанести повторный визит.
Наступила пауза, после которой негромкий и очень мягкий голос продолжил:
– Я обработаю вас самым лучшим образом, мистер Смитбек. Не пожалею для этого никаких усилий.
Ужаса, который обрушился на него в этот миг, Смитбеку испытывать еще не приходилось. Ему показалось, что все его члены сковал паралич. Он даже не сразу заметил, что Ленг называет его по имени.
– Вы обретете весьма памятный опыт – гораздо более памятный, чем обрели те, кто побывал здесь до вас. Я совершил прорыв в своих исследованиях. Прорыв просто замечательный. Мне удалось разработать восхитительную хирургическую операцию. Вы останетесь в сознании до самого конца. Сознание, к вашему сведению, ключевой фактор успеха. Это я понял совсем недавно. Поэтому я сделаю все, чтобы вы могли стать не только объектом, но и свидетелем операции.
