Энн Райс - Вампир Арман
– Соглашение, сударь, о каком соглашении идет речь? – спросил я. Я тоже услышал чье-то приближение. Мне в ноздри ударил крепкий, отвратительный дух. Я не шевелился и не открывал глаз. Я услышал, как пришелец рассмеялся низким грохочущим смехом, так хорошо освоенным теми, кто распевал Dies Irae с непристойным лоском. Удушающий запах вызывал в памяти горелую человеческую плоть или что-то в этом роде. Мне было противно. Я начал было отворачиваться, но постарался остановиться. Звуки и боль я мог выдержать, но не этот ужасный, ужасный запах.
– Подарочек для тебя, Амадео, – сказал пришелец.
Я поднял глаза. Я смотрел прямо в лицо вампиру, созданного из молодого человека с пепельно-белыми волосами и длинным худощавым телом скандинава. В обеих руках он держал большую урну. Потом он ее перевернул.
– Нет, нет, прекрати! – Я вскинул руки. Я понял, что это. Но было уже слишком поздно.
На меня посыпался поток пепла. Я задохнулся, крикнул и перевернулся. Я не мог вытрясти его из глаз и рта.
– Прах твоих братьев, Амадео, – сказал скандинав. Он разразился безудержным взрывом смеха.
Беспомощно лежа на животе, прижав к лицу руки, я стряхивал с себя горячую кучу пепла. В результате я перевернулся, вскочил на колени, потом поднялся. Я попятился к стене. Перевернулась огромная железная подставка для свечей, перед моим затуманенным взглядом заискрились огоньки, сами свечки попадали в грязь. Я услышал, как загремели кости. Я вскинул руки к лицу.
– А где же наша очаровательная сдержанность? – спросил скандинав. – Что это, наш херувимчик плачет? Так называл тебя твой господин, херувимчик, нет? Держи! – Он дернул меня за руку, а второй рукой попытался размазать по мне пепел.
– Проклятый демон! – крикнул я. Я обезумел от бешенства и негодования. Я схватил его голову обеими руками и изо всех сил повернул ее вокруг шеи, переломав все кости, и посильнее пнул его правой ногой. Он со стоном опустился на колени, не умирая, несмотря на сломанную шею, но я поклялся, что не оставлю ему жизнь ни в одном кусочке тела, и с размаху ударив его правой ногой, я сбил с него голову, кожа порвалась и лопнула, из зияющей дыры на туловище хлынула кровь, и я окончательно оторвал голову.
– На себя посмотрите, сударь, – уставился я в его отчаянные глаза. Зрачки все еще дергались. – Умри же, умри, ради себя самого. – Я покрепче вцепился пальцами левой руки в его волосы и, повертевшись по сторонам, нащупал правой рукой свечку, сорвал ее с железного гвоздя и по очереди вдавил ее в его глазницы, пока он не лишился обоих глаз.
– Ага, значит, так тоже можно, – сказал я, поднимая голову и сощурив глаза от слепящего света.
Постепенно я различил его фигуру. Его густые вьющиеся черные волосы спутались, он сидел в углу, вокруг его табурета развевались черные мантии, его лицо хотя и было обращено немного вбок, от меня не отворачивалось, и при свете я легко смог определить очертания его лица. Благородное, прекрасное лицо, в изогнутых губах не меньше силы, чем в огромных глазах.
– Он никогда мне не нравился, – мягко сказал он, поднимая брови, – однако должен сказать, что ты произвел на меня впечатление, я не ожидал, что он уйдет так рано.
Я содрогнулся. Меня охватил ужасный холод, бездушная, противная злость, возобладавшая над печалью, возобладавшая над безумием, возобладавшая над надеждой.
Я ненавидел голову в своих руках, мне хотелось ее отбросить, но она еще не умерла. Кровоточащие глазницы вздрагивали, язык метался с одной стороны рта на другую.
– Как же мерзко! – вскрикнул я.
– Он всегда говорил очень необычные вещи, – сказал черноволосый вампир. – Видишь ли, он был язычником. Ты – никогда. То есть, он верил в богов северного леса, верил, что Тор кружит вокруг мира со своим молотом…
– Ты никогда не перестанешь болтать? – спросил я. – Даже сейчас необходимо это сжечь, да? – Он одарил меня очаровательной невинной улыбкой. – Дурак ты, что сидишь в этом месте, – прошептал я. У меня безудержно тряслись руки. Не дожидаясь ответа, я повернулся и схватил новую свету, так как та полностью затухла, и поджег волосы мертвеца. От зловония меня затошнило. Я издал звук, напоминающий плачущего ребенка.
Я уронил пылающую голову на обезглавленное тело. Я бросил в пламя свечу, чтобы подлить в огонь воска. Собрав остальные сбитые мной свечи, я скормил их огню и, когда труп охватил слишком сильный жар, я отошел.
Мне показалась, что голова катается в огне больше, чем должна бы, поэтому я схватил перевернутый железный канделябр и, используя его как кочергу, я растер горящую массу и раздробил все, что скрывал огонь.
В самый последний момент его раскинутые руки свернулись, пальцы врезались в ладони. Надо же, жить в таком состоянии, устало подумал я и кочергой подтолкнул руки к туловищу. Костер вонял тряпками и человеческой кровью, выпитой им кровью, вне всякого сомнения, но больше человеческих запахов не ощущалось, и я в отчаянии заметил, что сделал из него костер прямо среди праха моих друзей.
Что же, это показалось мне вполне уместным.
– Хотя бы одному я за вас отомстил, – разбито вздохнул я. Я отбросил примитивную кочергу из канделябра. Так я его и оставил. Места было много. Я удрученно перешел, босиком, так как мои туфли сгорели в огне, на другое широкое свободное место среди железных канделябров, где чернела чистая на вид влажная земля, и там я и лег на пол, как раньше, не заботясь, что черноволосому вампиру теперь прекрасно меня видно, поскольку сейчас я казался прямо перед ним.
– Тебе знаком этот северный культ? – спросил он, как будто ничего страшного не произошло. – Тот самый, где Тор вечно ходит кругами со своим молотом, а круг все сужается и сужается, за ним лежит хаос, а мы находимся внутри теплого кольца, обреченные на вырождение. Никогда не слышал? Он был язычником, его создали маги-ренегаты, чтобы он убивал их врагов. Я рад от него избавиться, но что же ты плачешь?
Я не ответил. Здесь не на что было надеяться, в жуткой комнате под куполом из черепов, где мириады свечей озаряли своим светом исключительно свидетельства смерти, а среди этого кошмара – прекрасное, крепко сложенное черноволосое существо, которое не испытывает никаких чувств по поводу смерти того, кто служил ему, а теперь превратился в кипу тлеющих вонючих костей.
Я представил себе, что я дома. Я находился в безопасности, в спальне моего господина. Мы сидели рядом. Он читал текст по-латыни. Мне было все равно, какие он произносит слова. Повсюду нас окружали блага цивилизации, красивые, приятные вещи, а каждый предмет в комнате вышел из человеческих рук.
– Суетные мысли, – сказал черноволосый вампир. – Суетные и безрассудные, но тебе еще предстоит в этом убедиться. Ты сильнее, чем я рассчитывал. Но ведь он прожил много веков, твой создатель, никто и не помнит рассказов о временах, когда не было Мариуса, одинокого волка, который никого не допускает на свою территорию, Мариуса, убийцы молодых.
