Энн Райс - Вампир Арман
Дэвид, устроившись за письменным столом Мариуса, исправлял опечатки и сокращения в расшифровке, усердно редактируя копию, сделанную им для меня в спешке.
Мы с Мариусом сидели совсем рядом, плечом к плечу, прислонившись к тому самому дубу. Мы не разговаривали. Мы наблюдали за окружающим, может быть, слушали одну и ту же песнь ночи. Я хотел, чтобы Сибель еще поиграла. Я не помнил, чтобы она так долго не играла, и мне ужасно хотелось послушать, как она заново сыграет сонату.
Первым необычный звук услышал Мариус, он встревожено выпрямился, но передумал и опять прислонился к стволу рядом со мной.
– Что случилось? – спросил я.
– Просто какой-то шум. Я не смог… не смог его определить, – сказал он и прислонился ко мне плечом, как раньше.
Практически одновременно Дэвид оторвал взгляд от работы. Появилась Пандора – она медленно, но настороженно двигалась к одной из освещенных дверей.
Теперь и я расслышал тот звук. И Сибель, поскольку она тоже взглянула по направлению к воротам сада. Даже Бенджи в результате соблаговолил его заметить, он уронил книгу на середине фразы и зашагал, сурово нахмурившись, к двери, чтобы оценить ситуацию и взять ее под контроль.
Сначала мне показалось, что меня подводит зрение, но очень быстро я опознал фигуру, возникшую за воротами, открывшимися и тихо закрывшиеся за ее жесткой, неловкой рукой.
При приближении он хромал, или, скорее, напоминал жертву усталости и отсутствия практики в простом действии ходьбы; он вышел на свет, падавший у наших ног на траву. Я был потрясен. О его намерениях никто не подозревал. Никто не двигался. Это был Лестат, в лохмотьях, грязный, как на полу молельни. Насколько я мог судить, от его головы не исходила ни одна мысль, а глаза казались мутными, полными изнурительного удивления. Он встал перед нами, глядя перед собой, и когда я поднялся на ноги, вскарабкался, чтобы его обнять, он приблизился ко мне и зашептал мне на ухо.
Он говорил неверным, слабым от отсутствия практики голосом, очень тихо, и его дыхание касалось моей кожи.
– Сибель, – сказал он.
– Да, Лестат, что, что – Сибель, скажи мне. – Я сжал его руки так крепко и любяще, как только смог.
– Сибель, – повторил он. – Как ты думаешь, если ты ее попросишь, она не сыграет мне сонату? «Апассионату»?
Я отодвинулся и заглянул в его неясные, сонные голубые глаза.
– О да, – сказал я, едва дыша от возбуждения и нахлынувшего чувства. – Лестат, я уверен, что сыграет. Сибель!
Она уже повернулась. Она в изумлении следила, как он медленно пересек лужайку и вошел в дом. Пандора отошла, уступая ему дорогу, и мы в почтительном молчании наблюдали, как он садится у рояля, спиной к правой передней ножке, подтягивает повыше колени и устало кладет голову на скрещенные руки. Он закрыл глаза.
– Сибель, – попросил я, – ты ему не сыграешь? «Апассионату», еще раз, пожалуйста, если можно.
И, конечно, она заиграла.
