Андрей Прусаков - Печать ворона
— Да ничо, — смутился тот, явно не ожидая этих слов от приятеля. Ивану показа-лось, что он испугался. — Скучно же здесь, пусть бы и рассказал, чего сюда за-гремел. Иди сюда, садись, — пригласил он Ивана, хлопнув ладонью по лавке.
— Я здесь случайно, — сказал Иван. Он поднялся с корточек и сел рядом со Сте-паном. — Я вообще приезжий.
— Гастролер, значит, — обрадовался Степан. — Так и мы здесь случайно. Совер-шенно случайно!
Его живое, лукавое лицо буквально заиграло от слов Ивана.
— Здесь никто не бывает случайно, — неожиданно возразил второй. — Если и за-мели по ошибке, случайного мало.
В камере наступила тишина. Иван невольно задумался, чувствуя, что тот прав. Мы все всегда в чем-то виноваты…
— Ладно, давай знакомиться. Я Степан, — представился живчик. — А это Тертый. Авторитетный человек!
Мужик кинул на Степана косой взгляд и промолчал. Да, пожалуй, было в нем что-то, подсознательно вызывавшее уважение. Может, колючий, пробираю-щий до печенок взгляд, а может, неторопливые, уверенные движения, говорив-шие, что человек знает себе цену. Но простой серый костюм без галстука и об-шарпанные стены камеры бросали на слово «авторитетный» неясный Ивану смысл.
Неугомонный Степан болтал без умолку, не раз пытаясь узнать у Ивана, за что его посадили. Иван упорно отмалчивался, из вежливости переводя разговор на другие темы. Авторитет сидел тихо, откинувшись к стене спиной и закрыв глаза, ничего не говорил и, казалось, спал. Прошел час или два, Иван не мог сказать точно, дверь снова лязгнула, открываясь. Иван вскочил, думая, что пришли за ним.
— Федорчук, — сказал показавшийся в дверном проеме дежурный. — На выход.
Степан вскочил, пожал сидевшему рядом Ивану руку, сокамернику подавать руки не стал, помахал ладонью, кивнул, радостно улыбаясь, и выскочил в коридор.
— Фуфломет, — презрительно сказал Тертый, когда Степана увели. — А может, и наседка. Слышь, парень, правильно ты ничего не говорил. Не его это дело. И не мое. Здесь каждый сам за себя.
Иван кивнул. Он много слышал о воровских понятиях, но толком не знал, что из рассказов знакомых правда, что вымысел, и предпочитал помалкивать. И этим, видимо, нравился неразговорчивому соседу.
— Если наседку подкладывают, — размеренно сказал Тертый, — значит, дело серьезное. Значит, не колешься.
— Я ничего и не делал.
— Правильно, так и говори. Не верь, не бойся, не проси — так жить надо. Тогда тебя уважать будут.
Иван понурил голову. Уголовник думает: я такой же, как он. Неужели по-хож? Чем?
— Что шьют?
Иван поднял голову и поглядел на соседа. Тот глянул ему в глаза и улыб-нулся:
— Парень, я не спросил, что ты сделал, я спросил: что шьют?
— Меня приняли за другого. Скоро вызовут свидетелей и поймут, что я ни при чем, — Иван не хотел ничего рассказывать. Он не мог говорить об этом, было странно совестно за того подонка в лесу, будто бы он был его другом, и не оста-новил. Было горько и стыдно, что эти твари ходят по земле, и его, Ивана, прини-мают за такую тварь…
— Понятно, — кивнул Тертый. — Знаешь, ты чем-то похож на меня, Иван. Я в мо-лодости тоже был такой. Ни черта не боялся! Только смотри: менты не любят, ко-торых их не боятся. И не верь никому, особенно ментам, когда они будут тебе фуфло толкать про чистосердечное признание. Стой на своем: ничего не видел, ничего не знаю, понял?
— Как можно никому не верить? — спросил Иван. Он понимал: с этим человеком спорить бессмысленно. Он живет в своем злобном мирке, и думает, что вся все-ленная такова.
— Можно. Да так и жить легче. Верить можно только мертвым: они не продадут.
Иван задумался. Судя по словам, сокамерник был одинок, но, в отличие от Ивана, у него есть выбор. Он мог изменить жизнь, если бы захотел, ему не мешают черные пернатые твари… А жить, никому не веря — разве это жизнь?
Иван верил! Хотел верить, что хозяина можно найти и вернуть страшный дар. Хотел верить, что будет свободен. Не останься у него хоть капля этой веры, он бы уже не был человеком.
Через час дверь камеры открылась.
— Воронков, выходи! — сказал незнакомый милиционер.
Иван вышел. Куда его ведут? Снова допрос? Иван понимал, что ему не по-верят, но лгать не хотел и не собирался.
Войдя в знакомый кабинет, он увидел у стены на стульях двух мужчин. Ива-на посадили между ними. Через минуту дверь открылась и вошла девчонка с ро-дителями.
— Присядьте вот тут, — сказал родителям опер. — Иди сюда, Таня, не бойся. Вот здесь сидят трое дядей. Покажи, которого из них ты… видела в лесу. Который на-пал на тебя? Посмотри внимательно и не бойся. Который?
Девочка смотрела на мужчин, и ее удивленный взгляд остановился на Иване.
— Здесь его нет, — сказала она, и Иван вздохнул с облегчением.
— Точно нет? — обескуражено сказал оперуполномоченный. — Ты хорошо его помнишь?
— Хорошо. Здесь его нет, — повторила девочка.
— Ладно, спасибо вам, вы свободны, — сказал он родителям. Они и девочка ушли.
— Вы тоже свободны, — два мужика поднялись и вышли. Иван остался в кабинете. Опер смотрел на него. Внимательно и недружелюбно.
— Ну, верите теперь, что это не я? — спросил Иван.
— Я никогда никому не верю, — ответил опер. — Я верю фактам.
Иван не знал, что сказать. Примерно то же говорил и Тертый…
— Вы свободны, гражданин Воронков. Свои вещи возьмете у дежурного.
Иван молча поднялся. Хотелось, чтобы они извинились. Но вряд ли он дож-дется. Милиция не извиняется.
— До свидания, — попрощался Иван, и услышал в спину:
— Извините. Здесь одна тварь по лесам ходит. Это третий случай. Остальные дети так легко не отделались. Извините, — еще раз повторил опер.
— Да не за что, — удивленно проговорил Иван. Внезапная мысль заставила оста-новиться. — Девочка говорила, как он выглядит?
— Да.
— Высокого роста, спутанные волосы, кривой нос, маленькие глаза, — стал пере-числять Иван, и опер вытаращился на него, — губы такие, вывернутые. Одет в зе-леную куртку, сапоги, черный свитер с горлышком. Так?
— Так! — оживился опер. — Откуда вы знаете?
— Видел во сне, — пожал плечами Иван. — Но вы же в сны не верите!
— В совпадения я тоже не верю, — сказал Горюнов. — Пусть будет сон. Мы фото-робот сделали. Это он?
Перед Иваном легла черно-белая фотография. Немного похож.
— Дайте карандаш, — сказал Иван. Рисовать он не особо умел, но подумал, что сможет. — Шея у него толстая, не такая, как здесь. И скулы не такие, — он немно-го подправил рисунок. — И еще: на шее рана. А на спине следы от когтей.
— От каких когтей? — оторопел опер.
