Елена Щетинина - 13 ведьм (сборник)
Вдруг мышка дернулась и подалась вперед. Движимая неясным порывом, Саня протянула руку, даже не подумав, укусит ли. Последним усилием мышиная бабушка вложила голову в протянутую ладонь, прижалась к человеческому теплу, судорога пробила мохнатое тельце. Почудилось, что тяжелый вздох пролетел над печью, коснулся Саниного лица, колыхнул занавески. Медовые глаза затуманились, взгляд остановился.
Выбросить на помойку странную мышь, в последнюю минуту искавшую ее участия, Саня не смогла – не по-человечески как-то. Выдолбила в промерзлой земле небольшую ямку, трупик сунула в коробку из-под чая, и мышка легла под снег. «Все в землю уйдем, – подумала Саня. – Разница лишь в упаковке».
Вернувшись с «похорон», Саня с удовольствием поняла вдруг, что страх перед печкой исчез. «Клининг-терапия», – усмехнулась она про себя. Уборка всегда действовала на нее успокаивающе, в кухне действительно стало уютно. К вечеру она осмелела настолько, что даже слегка протопила печь. Сердце дома ожило, и Саня долго в темноте следила через щели прикрытой дверцы за огненным биением.
Быт был налажен окончательно, и Саня – нет, в этот раз Александра Сергеевна – с легким сердцем вышла на новую работу. Директор школы, Павел Игнатьевич, буйной бородой напоминавший одновременно Карла Маркса и дядюшку Ау, провел ее по небольшому одноэтажному зданию, рассказывая по ходу, что и где: гардероб, столовая, спортзал, три класса и «малышовая». Садика в поселке не было, возить детишек каждый день за тридцать километров до соседнего Уяра не у всех балайчан была возможность, да и автобусы по зиме ходили плохо, вот сельсовет и пошел навстречу – открыл группу для дошкольников. Из-за двери «малышовой» слышались неясный шум, беготня и чей-то тихий рев.
– У нас воспитательница, Таисья Федоровна, приболела, сейчас учителя дежурят здесь поочередно, – как бы извиняясь, сказал Павел Игнатьевич. – Вы, как уроки отведете, загляните, с группой познакомитесь…
Саня была совсем не против, малышей она любила. Тихие игры с племяшкой Ладой и ее подружками всегда казались чем-то вроде медитации, выгоняли шальные мысли из головы, погружая Саню в уют и тепло. Директор провел новую учительницу в класс и представил второму «А». «Тоже совсем мальки», – тепло подумала Саша. Прежняя их учительница-пенсионерка в середине года вынуждена была оставить своих подопечных – годы брали свое. Молодую симпатичную учительницу второклашки встретили чуть ли не с восхищением: из города, модная, как с картинки, строгая, а глаза смешливые! Занятия прошли отлично, класс хоть и отставал по программе, но ребята очень старались – так им хотелось получить одобрение у «новенькой» Александры Сергеевны. Попрощавшись наконец с нежелающими расходиться по домам школьниками, Саня в прекрасном настроении отправилась в «детсад».
Она открыла дверь в «малышовую», но тут же резко отшатнулась, чуть не задохнувшись. Запах. Непередаваемая смесь ароматов молока, манной каши, пушистых волос, теплых подушек, детского мыла, пота, горшков из умывальни – словом, детство, воплощенное в запахах, чуть не сшибло ее с ног. Ошалев от этого неожиданного впечатления, Саня едва кивнула приветливой нянечке и с трудом сдержалась, чтобы не закрыть нос рукой.
– Проходите, Александра Сергеевна, ребятишки вас уже заждались, – сказала няня Лида, улыбаясь. Семь пар глаз уставились на Саню.
Волосы спутанным мхом, перемазанные лица, влажные хитрые глазенки, лихорадочно-алые пятна ртов, чей-то узкий язычок, вылизывающий блюдце с джемом – шел полдник… Саше хватило одного взгляда, чтобы увидеть все это. Словно мелкая лесная нечисть… Голова закружилась, противно ослабели ноги.
– Ну, знакомьтесь. Дети, это наша новая, очень хорошая воспитательница, ее зовут Александра Сергеевна. Повторите, кто запомнил, как зовут воспитательницу? – обратилась няня к малышам.
Ребята нестройно повторили, с любопытством глядя на застывшую в дверях учительницу.
Блеск глаз. Там – трепет вен на худой шейке. Тут – пот в ключичной ямке. Сонные еще – неприкрыто-белеющие тела, руки в перевязочках. Перемазанные рты, коросты, горошины зеленки, засохшие пятна на нагрудниках. Все эти детали вдруг закружили Саню, она едва сдержала рвотный позыв. Что с ней? Привычный и любимый запах детской, малыши – откуда эта слабость и тошнота?
Ребятишки повскакали с мест и… Она вдруг с ужасом поняла, что сейчас кто-нибудь из них приблизится вплотную, коснется теплыми влажными пальцами. Озноб липко прошел по позвоночнику. Нет, только не это! Господи, что с ней происходит? Запах детства в Санином взбудораженном воображении вдруг показался сладковатым, гнилостным. Детки словно из земли вышли, из почвы проросли, тонкие пальцы тянутся в ее сторону, как молочно-белые корни вымороченных деревьев… Мягкие маленькие тела… В приступе паники, чувствуя, что желудок мучительно сжался в спазме, Саня едва нашла силы извиниться и поспешно вышла.
Отговорившись аллергией на «что-то детское» и мучительно неловко простившись с директором, Саня, чуть живая, выскочила на школьное крыльцо – на белый свет, в белый снег. Мерзкая слабость в теле, неверный шаг, тошнота. До дома не так далеко, но как бы не осесть в сугроб по дороге – ноги не несут. Она решила доехать на автобусе и побрела на остановку. Перед глазами плыло, мир сливался в сплошное белое.
Влезла в автобус, стараясь не встречаться ни с кем взглядом. Отгородившись, отпрянув, обморочно облокотилась о стекло. Рядом вдруг плюхнулась бабуля – лягушачий рот, лягушья бородавка. На мгновение привиделся длинный липкий язык – сляпал муху, втянулся – довольно улыбнулась по-бабьи-жабьи, буркнула животом, довольно закатила белки глаз. Саню передернуло.
Что? Что происходит, откуда вся эта призрачная гадость в ее голове? С ума она сходит? Плотно прильнула лбом к замороженному окну. Холод ласково оттолкнул безумие. Отложил. Но ведь настигнет…
Дверь автобуса отворилась, она стала спускаться и чуть не влетела обратно. Вместо зимней свежести с улицы дохнуло кладбищенским спертым духом, смрад разложения выбил слезы из глаз. От остановки до дома – несколько метров. Но что это за метры… Пенсионерская улица, молодых, да и просто среднего возраста здесь нет. Слишком много стариков, умирания, тления, они брели на остановку, а показалось – к ней, на нее. Саня в ужасе зажмурилась, будто услышала: старики шуршат опадающими кожными покровами, дышат умирающими клетками, смеются ввалившимися беззубыми ртами – да, в своем безобразии они смеют смеяться! Шамкают, спешат – они так спешат… Смотрят, задевают плечом, шипят вслед, наступают на ее следы, перечеркивая их скорым концом, тлением, распадом.
