Артур Дойль - Собрание сочинений. Том 4
Проникнуть за стену можно было только через столь надежно охраняемые ворота. Щемящая тоска сжала сердце Кэт, когда она вдруг отчетливо поняла, что, лишь имея крылья, могла бы она вырваться отсюда или хотя бы послать кому-то о себе весть.
Усталая, измученная, с растрепавшимися волосами возвратилась она домой после своих бесплодных поисков. Гердлстон встретил ее на крыльце; на губах его играла язвительная улыбка.
— Как вам понравился парк? — спросил он, и Кэт впервые в жизни уловила в его голосе нечто похожее на игривый смешок. — А каменная ограда и ее разнообразные украшения? А наш привратник? Как вам все это понравилось?
Кэт собралась с духом, чтобы дать ему достойный и храбрый ответ, но старания ее были тщетны. Губы ее задрожали, глаза наполнились слезами и с возгласом, исполненным такого отчаяния и горя, что он, казалось, мог бы тронуть сердце дикого зверя, она бросилась по лестнице к себе в комнату, упала на постель и расплакалась столь горькими слезами, горше которых не проливала еще ни одна женщина на земле.
Глава XXXV
РАЗГОВОР НА ЛУЖАЙКЕ ПЕРЕД ДОМОМ
В тот же вечер из Лондона приехала Ребекка. Ее приезд обрадовал Кэт, несмотря на то, что она никогда не испытывала особой симпатии к этой горничной и не слишком доверяла ей. Кэт словно бы почувствовала себя в большей безопасности и менее одинокой, когда возле появился кто-то одного с ней возраста. Обстановка ее комнаты тоже претерпела кое-какие изменения к лучшему, а служанке была отведена соседняя комната, так что Кэт всегда могла позвать ее, постучав в стену. Это было большим утешением для Кэт, ибо по ночам в старом доме трещала покоробившаяся мебель, где-то бегали крысы, и ощущение одиночества становилось непереносимым.
Но, помимо этих вселяющих ужас ночных звуков, существовали и другие обстоятельства, благодаря которым обитель пользовалась весьма дурной славой. Здание это даже с первого взгляда производило зловещее впечатление. Его высокие белые стены были покрыты пятнами плесени, а кое-где по растрескавшейся штукатурке, подобно следам пролитых слез, от самой крыши до фундамента струились зеленоватые полосы. Внутри, в тесных, низких коридорах и на узких лестницах, держался сырой, могильный запах. Прогнившие полы и потолки были одинаково изъедены червем. В коридорах валялись большие куски отвалившейся от стен штукатурки. В бесчисленные трещины и щели постоянно задувал ветер, и в больших, унылых комнатах то и дело слышались какие-то вздохи, шорохи, шелест, и это производило впечатление чего-то почти сверхъестественного.
Вскоре Кэт узнала, что старый монастырь страшен не только этими жуткими особенностями, которые, воздействуя на впечатлительную душу, наполняли ее смутной тревогой, — с этим аббатством было связано страшное поверье. Обстоятельно и жестоко, не упуская ни единой подробности, опекун поведал Кэт эту легенду о таинственном призраке, обитающем в мрачных монастырских коридорах.
Когда-то в давние времена это аббатство принадлежало ордену доминиканских монахов, который с годами мало-помалу утратил всю свою былую святость. Суровый вид монахов еще поддерживал в народе веру в их благочестие, но в стенах своей обители они втайне предавались беспутству и совершали самые страшные злодеяния.
И вот, когда вся монастырская братия — от настоятеля до послушника, соперничая друг с другом, погрязла в грехе и достигла крайнего нравственного упадка, один набожный юноша из соседнего селения явился в монастырь и заявил о своем желании вступить в орден. Слава о незапятнанной чистоте и святости ордена, сказал он, привлекла его сюда. Монахи приняли юношу в обитель, но первое время не допускали его на свои попойки. Однако со временем, решив, что совесть его достаточно загрубела, они перестали от него таиться и мало-помалу посвятили его в свои тайные дела. Добрый юноша пришел в ужас, но ему удалось до поры до времени сдержать свой гнев; когда же все мерзости, творимые монахами, открылись ему до конца, он однажды, стоя на ступенях алтаря, огненными, бичующими словами начал клеймить их пороки. Этой же ночью он покинет аббатство, заявил юноша, и по всей стране пронесет весть о том, что он здесь видел и слышал. Встревоженные и взбешенные монахи, быстро посовещавшись, схватили молодого послушника, бросили его в подвал и заперли там. Подвал этот кишмя кишел огромными свирепыми крысами, такими сильными и злыми, что они нападали даже днем на всех, кто туда входил. И предание гласит, что всю ночь по длинным монастырским коридорам разносились отчаянные крики и ужасный шум борьбы несчастного пленника, сражавшегося за свою жизнь с бесчисленными свирепыми животными.
— Говорят, что его тень и сейчас появляется порой и бродит по дому, — сказал Гердлстон, заканчивая свое повествование. — Никто с тех пор не решался обосноваться здесь надолго. Но, я полагаю, что такую лишенную предрассудков молодую особу, как вы, не пожелавшую подчиняться даже воле своего опекуна, не могут напугать подобные детские побасенки.
— Я не верю в привидения, и меня эта история действительно не пугает, — храбро отвечала Кэт. Тем не менее страшный этот рассказ запал ей в душу, и ко всем окружавшим ее страхам с этой минуты прибавился еще один.
Комната опекуна была расположена непосредственно над комнатой Кэт. На второй день своего заключения в аббатстве Кэт поднялась туда; у нее не было других книг, кроме библии, не было ни карандаша, ни бумаги — оставалось только бродить по дому или по саду. Дверь в комнату опекуна была открыта настежь, и когда Кэт проходила мимо, ей бросилось в глаза, что эта комната обставлена элегантно и с комфортом. Точно так же была обставлена и соседняя комната, дверь которой тоже была распахнута. Добротная мебель и дорогие ковры являли резкий контраст с голыми беленными известкой стенами ее каморки. И все это указывало на то, что ее переселение в аббатство не было случайным и внезапным, что старый коммерсант замыслил его давно и заранее обдумал каждую деталь. А ее отказ выйти замуж за Эзру был только предлогом, чтобы осуществить давно задуманный план. Но какова же его цель, к чему в конце концов должно все это привести? Этот вопрос возникал перед Кэт ежечасно, ежеминутно, и всякий раз ответ на него представлялся ей все более мрачным и грозным.
Однако в цепи всех этих загадочных событий имелось одно звено, о котором Кэт не имела ни малейшего представления. Ей никогда и в голову не приходило, что ее личное состояние может представлять какой-либо интерес для фирмы. Она так привыкла слышать, как Эзра и его отец во всех своих беседах бойко и небрежно оперируют миллионными суммами, что не придавала значения своему скромному капиталу и совершенно не понимала, какую роль может он сыграть для фирмы в критическую минуту. И столь же далека была она и от мысли о возможности каких-либо серьезных затруднений для торгового дома Гердлстон, так как с детства привыкла слышать от отца о надежности этого коммерческого предприятия и о его крупных ресурсах. Ни одной секунды не подозревала она о том, что дела торгового дома находятся в крайне плачевном состоянии и что только ее капитал еще мог бы как-то спасти его от полного краха.
