Виктор Песиголовец - Деяния ангелов
Спрашивать что-то еще о крестике было нельзя — девушка могла заподозрить, что я уже убедился в его силе.
Но она вдруг сама начала об этом рассказывать.
— Мой подарок не простой, я вложила в него частичку своей души. И пока он у тебя на шее, ты способен выстоять перед любым искушением, любым соблазном.
— Что значит, вложила частичку своей души? — я сделал вид, что спрашиваю просто так, хотя мое сердце затрепетало в ожидании ответа.
— Я сутки не вставала с колен — молила всех святых дать этому крестику особую силу — силу оберега, — пояснила Вива немного смущенно. — Просила сделать так, чтобы он постоянно охранял тебя от лукавства и коварства черных сил, ловко расставленных ими сетей, отвращал от слепой страсти, похоти и лжи.
— Ты считаешь, что мне угрожают черные силы? — не знаю, чего было больше в моих словах — тревоги или недоверия.
— Да, считаю! — тихо, но твердо, произнесла девушка и, взяв мою руку в свою, прибавила: — Будь осторожен!
— Но зачем я им нужен?! — мне было уже не по себе. — Какую ценность я для них могу представлять?
— Для черных сил ценность имеет каждая душа, — тяжело вздохнула Вива. — За людские души они ведут настоящую войну со светлыми силами. И эта война особенно ожесточается, когда человек начинает понемногу исправляться, осознавать свои ошибки, очищать свое сердце от злых помыслов, когда в нем пробуждаются жалость к ближнему и сожаление о своих прошлых нехороших поступках. Во что бы то ни стало вернуть такого человека на путь греха — первая задача черных сил.
— Какие жуткие вещи ты говоришь! — воскликнул я. — Не пугай меня!
— Ладно, больше не буду, — мягко улыбнулась девушка. — Но не забудь о моих словах!
Угостив меня вкусным обедом и дав немного отдохнуть, Вива попросила:
— Иван, давай съездим в одно село, оно находится недалеко от Запорожья.
— Поехали! — согласился я с энтузиазмом — на улице как раз не по-зимнему ярко светило солнце, и прогулка, пусть и автомобильная, была кстати. — А куда конкретно ехать?
— Под Запорожьем есть храм преподобного мученика Андрея Критского, — стала объяснять девушка. — Храм очень старый. Сегодня нет службы, но это и не важно. Мне просто хочется увидеть эту церковь, постоять под ее стенами…
— А чем она знаменита? — я приоткрыл кухонное окно и достал из кармана сигареты. — Только тем, что старая?
— Сам храм и близлежащая территория — благодатное место, — Вива стояла рядом со мной и задумчиво смотрела на улицу. — Если бы ты знал, сколько людей там получили прощение грехов, обрели душевное равновесие, усмирили свои страсти, лишились тревог и страхов!
Через час мы въехали в нужное нам село Запорожского района.
Искать церковь не пришлось — моя пассажирка уверенно указывала путь.
— Ты что, уже бывала здесь? — удивился я ее знанию местности.
— Нет! — покачала головой Вива. — Мне сердце подсказывает, куда следует ехать.
Храм вместе с колокольней, по меркам сельского населенного пункта, оказался весьма большим строением. Белые стены, синяя крыша, желтый купол с крестом. Видно, что здание старое, но, в общем-то, ничего особенного. Мне приходилось видеть церкви и покрасивей.
Мы оставили машину на довольно почтительном расстоянии от этого культового сооружения и, пройдя с десяток шагов в направлении главного входа, остановились.
— Как тебе здесь? — девушка ласково коснулась моей руки. Ее голос звучал почти торжественно.
Я поежился. Хоть солнце и светило вовсю, но его лучи совсем не грели. Да еще и северо-восточный ветер продувал до костей.
— Нормально, только холодно. Может, подойдем ближе?
— Не нужно! — возразила Вива. — Здесь как раз хорошее место для обзора. А то еще люди подумают, что мы пришли с недобрыми намерениями и прогонят нас. Ведь несколько лет назад храм обворовали…
Я хотел спросить, откуда она об этом знает, но вовремя спохватился — и так все понятно.
Долго устоять на месте мы не смогли — у нас просто окоченели ноги. Поэтому решили двигаться, и принялись прогуливаться возле церкви.
— Знаешь, очень давно, сразу после войны, одной местной крестьянке у стен этого храма явился странный человек и спас ей жизнь, — стала рассказывать мне девушка. — Ту женщину звали Натальей, она имела троих детей и работала в колхозе. Ее муж Николай, к счастью, хоть и был серьезно ранен, но уцелел на фронте и вернулся домой — с наградами, статный и веселый. Трудно описать радость Натальи, когда супруг, которого она, кстати, не чаяла увидеть, так как накануне получила похоронку, переступил порог родного дома. Вот только радость ее длилась недолго. Тридцатилетнего Николая назначили бригадиром, дали лошадь и пролетку, да еще и в правление колхоза избрали. Загордился мужик, почувствовал себя важным человеком. С простыми колхозниками разговаривал свысока, мог ни с того ни с сего наорать, нагрубить, незаслуженно обидеть. А жену так и в грош не ставил. Капризничал, всячески унижал, откровенно презирал. То ему борщ не такой, то сапоги плохо начистила, то галифе не отстирала. Часто говорил Наталье: «Разве ты женщина? Ты — чучело! Забабилась, расплылась, потеряла всякую привлекательность. Мне с такой супругой стыдно и на людях показаться». И вскоре начал захаживать к одиноким крестьянкам, а позже не стеснялся уже и ночевать у них. Мужчин в селах тогда было мало, совсем мало, и любой мало-мальски привлекательный представитель сильной половины человечества пользовался у женщин бешеным успехом.
Вива на мгновение умолкла, плотнее закуталась в свою курточку, подняла воротник. И, взяв меня под руку, продолжила:
— Как-то в село прислали из города нового бухгалтера — эдакую вертлявую дамочку со смазливой мордашкой. В крепдешиновом платье, в туфлях на высоких каблуках, с розовым шелковым шарфом на шее — она выгодно отличалась от сельских тружениц. Вот на нее и положил глаз Николай. Стал с ней встречаться, сначала тайно, а потом и на людях. Когда Наталье донесли об этом, она тут же помчала к своей сопернице. Думала, пристыдить ее, отругать, но вышло наоборот — бухгалтерша сама пошла в атаку. Сказала, что Наталья не пара Николаю, что он ее не любит, считает недалекой и собирается бросать. Бедная женщина вернулась домой сама не своя. Целый день не находила себе места, металась по двору да все плакала. Правда, в душе у нее все же теплилась слабая надежда, что никуда супруг не уйдет, останется в семье, ведь у них как-никак трое детей. И вот он поздним вечером заявился на порог. «Собирай мои вещи, живо! — скомандовал. — Я ухожу от тебя. Противна ты мне!» Наталья просила его, умоляя одуматься, на колени ставала — не помогло. Побросал свои шмотки на пролетку и укатил. Покормив детей и уложив спать, Наталья долго сидела на лавочке возле дома, все ждала, что муж вот-вот одумается и возвратится. Но уже стало светать, а он не являлся. И тогда отчаявшаяся женщина, разум которой помутился от горя, нашла в сарайчике веревку и решила там же повеситься. Один конец канатика прикрепила к сволоку, другой завязала в петлю, принесла пустое ведро, перевернула его вверх дном, чтобы было на что стать. Однако прежде, чем привести свое страшное намерение в действие, надумала Наталья в последний раз помолиться. Нельзя сказать, что была она такой уж верующей, но существование Бога не отрицала и соблюдала все годовые праздники. Рыдая, побежала к церкви. Стала у входа, начала креститься и шепотом просить прощения за то, что вознамерилась лишить себя жизни. Потом круто развернулась и понеслась обратно домой. Да только далеко от храма удалиться не успела. Вдруг навстречу Наталье из сумрака вынырнул худощавый, седовласый, еще не старый мужчина в широкой темной одежде и с посохом в руке. Женщина, не сбавляя шагу, хотела обойти его. Но он окликнул ее по имени. Удивленная, Наталья остановилась и начала приглядываться к столь раннему прохожему. Поняв, что видит его впервые, спросила: «Кто вы такой?». «Одинокий странник», — тихо произнес тот. «А откуда меня знаете?» «Да я все знаю, — печально вздохнул мужчина и прибавил: — И о том, что ты задумала, тоже». «Я не хочу жить без Николая!» — заплакала Наталья. «Ты не можешь жить без Николая, а как же твои дети будут жить без матери?» — строго спросил незнакомец. Целых полчаса они говорили, и, странное дело, их никто не потревожил, хотя уже почти рассвело, и люди должны были давно появиться на улице. На прощание странник по-отечески погладил Наталью по голове и сказал: «Иди к своим детям! Ими живи! А о Николае не печалься, вернется он к тебе через год».
