Сергей Дубянский - Живущие в нас (сборник)
Когда Катя проходила мимо матери, та подняла голову.
– Ты сегодня, прям, рекордсмен.
– Старалась, мам, – заставить себя вновь опуститься на корточки, чтоб помочь ей на последней борозде, Катя не смогла, и пошла дальше.
– Вот и нет никакого дождя, – заметила Полина, протягивая Кате бутылку, – а я и знала, что не будет – я сон видела.
– Чего, тебе сны про погоду снятся? – Катя удивилась и вскинула голову, пролив драгоценную воду мимо рук.
– А мне про то, что нужно, про то и снится. Вечером задаю вопрос, а ночью получаю ответ.
– Клево, – Катя вытерла руки, – я б тоже так хотела. Мне б это сейчас очень не помешало, – она имела в виду свой побег, но неожиданно вспомнила, как убивала страшного быка, – Полин, – она уселась на мешок и благостно вытянула ноги, глядя в голубое небо, где не осталось и следа мрачного утра, – если я тебе сон расскажу, ты скажешь, что он значит?
– Скажу, – Полина присела рядом, – сон давний?
– Нет, сегодняшний, – и Катя принялась рассказывать, наблюдая, как мать отправилась помогать Володе с мешками.
– Интересный сон, – дослушав, Полина закурила, и Катя чуть отодвинулась – она не любила дым, – значит, так: нож говорит о том, что кто-то сильно хочет с тобой встретиться …
– Никогда б не подумала! – Катя даже привстала, чтоб увидеть, не шутит ли Полина, но та не улыбалась.
– …еще ты говоришь, было много крови – значит, встретиться хочет кровный родственник; как говорят, «прирезаться». То, что ты убила быка, говорит о твоей победе, а то, что в последний момент бык был удивлен, и ты запомнила такую мелочь, значит, никто от тебя этой победы не ждет.
– Кажется… – у Кати стала складываться ситуация – мать, муж, побег; естественно, никто ничего подобного не ждет, – а я, точно, смогу победить? – уточнила она.
– А ты, точно, убила быка? – Полина наконец улыбнулась.
Не то, чтоб Катя слишком верила снам, но что-то ведь в них должно быть, иначе как может сниться человеку то, о чем он никогда в жизни не думал? …Значит, все будет хорошо! – обрадовалась Катя, – и в городе устроюсь, и мать меня простит, и с Володькой все как-нибудь разрешится… Точно! С завтрашнего дня начинаю записывать сны, и буду показывать их Полине!.. Только если я уеду, когда ж мы увидимся, блин?.. И хотя Катя была реальной девушкой, мистическая аура окутала сознание, и она поняла, что ей хорошо среди тайн и загадок, не имевших логического объяснения; правда, хорошо, пока все сулило ей удачу. Но разговор пришлось прервать, потому что подошла мать, а следом, Володя.
– Сто двадцать мешков! – торжественно провозгласил он, – столько никогда не было! Будем продавать, Зинаида Петровна?
– Конечно, – мать тут же принялась доставать из сумок еду; Катя смотрела на блины, курицу, помидоры, картошку, но от усталости аппетит не просыпался – была только жажда.
– Мам, дай попить, – она протянула руку.
– Тебе кваску или самогончика?
– Мам, ну, ты чего? – Катя повернула голову и увидела, что мать смеется, – конечно, квас, – взяв баклажку, она с шипением открыла ее и прильнула к горлышку.
На пустой борозде, подняв облако пыли, притормозила Веретенниковская «Волга», опустилось стекло и возникла весело подмигивавшая Галкина физиономия.
– Кать, вы закончили? А то поехали с нами – место есть!
Это был идеальный вариант, потому что иначе сначала пришел бы КамАЗ, который заберет картошку и мужчин, а потом, неизвестно когда, приедет автобус за женщинами.
– Мам, я погнала? – Катя встрепенулась, – чего я тут сидеть буду? Пока воды нагрею, пока помоюсь, а вечером зайду.
Спрашивать согласия мужа не имело смысла – он сам мог появиться ночью, и даже на следующее утро, ведь пока они объедут все дворы, растащат все мешки по сараям, а еще потом наверняка осядут у кого-нибудь отмечать завершение сезона.
– Конечно, езжай, – мать даже не подняла глаз от сала с аппетитными розовыми прожилками, которое аккуратно выкладывала на салфетку, – только сегодня не приходи; устала я – спать лягу.
Тут же вскочив, Катя радостно подбежала к машине и залезла к Галке на заднее сиденье; рядом оказалась Галкина мать, а впереди гордо восседала жена Веретенникова, Алла.
* * *Обогнув дом, они зашли в темный подъезд и поднялись по темной лестнице. Как только хозяин открыл дверь, из квартиры явственно пахнуло коммуналкой. Это был запах детства и вытравить его из памяти Андрея не могли не только дезодоранты, но даже само время.
– Лексевна! – крикнул хозяин, – гости у нас!
Из кухни появилась женщина, маленькая и круглая, как колобок; остановилась, не зная, что это за гость, и, соответственно, как его следует принимать.
– Понимаешь, мать, какая петрушка, – Федорыч повесил пиджак и наклонился, снимая туфли, – приехал к нам человек в командировку, пресс налаживать; вызвали специально, разумеешь, да? А даже в гостиницу не поселили, паразиты! На вокзале ночует, понимаешь?.. – Федорыч выпрямился, и видя, что гость продолжает стоять, разглядывая тесную прихожую, тронул его за плечо, – Андрей Николаевич, вы раздевайтесь. Лексевна, – он повернулся к жене, – мы голодные, как собаки.
Женщина тут же исчезла в кухне, четко уяснив задачу.
– Жинка!.. – слесарь поднял большой палец, – пойдемте руки мыть. Ванная у нас здесь.
Когда они появились в кухне, на столе уже дымились тарелки с разрекламированным борщом. Андрей не привык так ужинать, но вариантов не оставалось, потому что на плите больше ничего не было. Хозяин так поспешно разлил водку, что у Андрея закралась мысль: а, может, его приход – это повод, чтоб выпить, не скандаля с женой? …С гостями-то, вроде, положено… хотя, какая разница – была б крыша над головой…
– Ну, Андрей Николаевич… – хозяин поднял рюмку.
– А хозяйка не пьет? – Андрей повернул голову.
– Ой, нет. У меня операция была серьезная и теперь…
– Лексевна, зачем человеку твои болячки? – перебил хозяин.
– И то правда. Вы пейте, закусывайте, – она подвинула на центр тарелку с хлебом.
Андрей выпил и тут же отправил вдогонку ложку густого борща. Хозяин, тем временем, по-детски восторженно рассказывал жене о том, какие «серьезные машины, эти прессы». Потом последовало несколько стандартных тостов, опустошивших бутылку, и почти синхронно с водкой закончился борщ. Откинувшись на спинку стула, хозяин благостно вздохнул:
– Уф!.. Теперь чайку. Давай, мать!
Хозяйка послушно встала и принялась менять сервировку – вместо тарелок появились две большие пожелтевшие чашки, заварочный чайник и пластмассовая сахарница.
– Варенье дай, – напомнил хозяин, и пояснил, обращаясь к гостю, – вы не знаете, какую клубнику она делает!
