Андрей Дашков - Двери паранойи
В подвале ничего не изменилось, если не считать появления свежеобструганного осинового кола, валявшегося в дальнем углу. Старик был неистощим на дешевые эффекты, однако к ним давно привыкла даже Верка. Кстати, в тот день Верке было поручено вести наружное наблюдение.
Мы положили Эльвиру на бетонный пол. Тут у меня снова включилось нормальное зрение. Единственная лампочка под потолком давала не так уж много света.
– Приступим? – спросил Фариа.
Моего ответа никто и не ждал. ОНИ с боссом приступили. Я сошел за вспомогательное оборудование.
На крышке саркофага не было никаких видимых запоров, тем не менее мы сумели открыть ее, лишь сдвинув в сторону сильными боковыми ударами. Для этой цели Фариа притащил кувалду и, пока размахивал ею, был и впрямь похож на книжного аббата, которому предстояло всего лишь пробить наружную стену замка Иф, чтобы очутиться на свободе…
Наконец тяжеленная крышка упала наземь. Трогательный момент: я снова увидел Макса, законсервированного в собственном соку. Поскольку сока не осталось, бедняга превратился в таранку. Желтое тело было до жути иссохшим (тут я вспомнил, что сам же его и высосал). Нитяной кокон, облепивший лицо, выродился в сплошную гладкую массу, которая напоминала вулканическое стекло. Под ним угадывалось довольно страшненькое лицо – но отнюдь не ДОВОЛЬНОЕ. Кости скелета можно было срисовывать в анатомический атлас.
Казалось, мумия рассыплется от легкого прикосновения. Вдруг я заметил, что над ее животом клубится потревоженная пыль. В тусклом электрическом свете пыль была похожа на золотой песок, который вращался по восходящей спирали, образуя миниатюрный смерч.
В эту минуту лампочка начала гаснуть, как будто упало напряжение в сети. Внутри колбы появились черные струйки, отбрасывавшие тени на стены и потолок. Резко похолодало. Лично у меня под халатом забегали мурашки. А лежавшая без чувств Эльвира застучала зубами.
Первым делом я подумал об эпилептическом припадке. Но вместо пены у нее на губах выступило… молоко. Две белые струйки пробежали к ушам из уголков рта. Не приходя в себя, Эльвира издала булькающий звук. Не хватало только, чтобы она захлебнулась!
Фариа приподнял спящую и посадил ее, придерживая за шею. Без парика она стала похожа на жирненького Будду. Ее бурдюки отвисли, будто перевернутые верблюжьи горбы. Молочные ручейки пересохли.
Фариа надавил пальцами на ее затылок, и она открыла глаза – вылитая кукла с питанием от батарейки. Это было не более чем принудительное сокращение мышц – на самом деле Эльвира все еще спала.
Мы взяли ее за плечи и за ноги, подняли и положили в саркофаг лицом к Максу. Места для двоих оказалось достаточно. Золотой смерч, исходивший из пупа мужчины, начал медленно подбираться к женской груди…
Фариа снова схватился за кувалду. Даже мое атомное сердце сбилось с ритма, как облажавшийся барабанщик, когда кувалда зависла в воздухе, а затем обрушилась на остекленевший кокон. Осколки брызнули в стороны, один оцарапал мне щеку. Фариа тоже пострадал – из порезов на его руках выступила кровь. И вообще, мы оба напоминали свихнувшихся яйцеголовых, которые пытаются оживить Франкенштейна.
Увидев то, что было под коконом, я начал смеяться. В смехе растворялся мой концентрированный ужас.
Под коконом была мертвая младенческая голова на морщинистой шее. Между приоткрытыми веками запекся желтый гной. На темени наблюдалась темная плешь. Контраст головы и тела казался чудовищным.
Меня тошнило от Фариа, босса, латиноса, а заодно от Верки и самого себя. То, чем мы занимались, было групповым изнасилованием матушки-природы. Если, конечно, Голиков не превратился в насекомое, в чем я глубоко сомневался. Зато я не сомневался в том, что рано или поздно я и матушка-природа поменяемся местами. Ха, может быть, это уже произошло?!.
И тут проснулась Эльвира. Ее зрачки забегали, как тараканы, попавшие в ловушку. Увидев то, что лежало перед ней, моя благоверная издала сдавленное обреченное мычание, чем живо напомнила мне корову на бойне. Не пугайся, сучка, это вредно для бэби!
Мы с Фариа принялись задвигать крышку на место, что было почти равносильно попыткам таскать по линолеуму огромный утюг с включенной спиралью. Эльвиру не слушались руки и ноги – в противном случае нам пришлось бы иметь дело со взбесившимся тюленем. А так она могла лишь трясти головой и вибрировать тазом, испытывая на прочность лежавший рядом с нею сухофрукт…
Но самое неприятное было впереди и заключалось в том, что мертвая голова тоже начала подавать признаки жизни. Под пергаментным веком возникло пятно, очень похожее на еще не сформировавшуюся роговицу. На коже проступил лиловый глянец. Когда лопнула корка засохшего гноя и уцелевшее глазное яблоко выдвинулось до своего экватора, я понял, что Макс тщетно пытается вдохнуть.
Акушер Фариа и тут не растерялся. Он был спокоен, как подбитый танк, и недрогнувшей рукой извлек из кармана блестящий инструмент. Запустив стальной крюк из стоматологического набора поочередно в каждую ноздрю полутрупа, он выудил оттуда черные липкие комки. Слепой ублюдок натужно задышал, издавая паровозный свист. Его рот распахнулся, будто раковина моллюска. Сухие беззубые десна напоминали складки застывшего гипса…
Спустя минуту бывший покойник уже жадно сосал Эльвирину грудь, разминая ее потрескавшимися губами. Все-таки Макс не так уж ошибался насчет свиноматок из «Маканды»! Однако из соска сочилось не молоко, а зеленоватая слизь.
При виде этого меня чуть не вывернуло наизнанку. Маленькая нестыковка: молоко изо рта, слизь из соска.
Самое смешное, что сама «кормилица» вдруг успокоилась, и на ее грубой роже появилось выражение эдакой эротической мечтательности. Когда в гнездышке наступила полная гармония, я расслабился, хотя сцена вполне годилась для какой-нибудь блевотной чернухи в стиле извращенца Пазолини.
Теперь, очевидно, полагалось оставить счастливое семейство в покое на неопределенное время. Мы задвинули крышку до половины. В тени сделалось особенно заметно, что сверкающая золотой пылью спираль упирается в живот Эльвиры и разрисовывает его розовыми нитями легких ожогов. Экзотическая терапия для старых мазохистов. Заменитель иглоукалывания, чтоб ему пусто было!…
Лампочка под потолком подмигивала багровым глазком. Мы с Фариа молча наблюдали за происходящим. Старик был похож на счастливого дедушку. Внутри колбы роились черные мотыльки, сгорали без дыма, и липкий пепел оседал на проволоку и стекло.
В эту минуту сверху донесся неопределенный шум – то ли Верка заверещала, то ли босс устроил мне очередную проверку слуха. Меня раздирали противоречия: хотелось дождаться конца кормления, но какая-то сила неодолимо увлекала наружу. Во всяком случае, Фариа тоже двинулся к выходу, четко соблюдая субординацию. Если угроза реальна, его сиятельство должно было сдохнуть первым.
