Андрей Дашков - Двери паранойи
Обзор книги Андрей Дашков - Двери паранойи
Ужасы продолжаются! На этот раз автор пугает призраками душевной болезни, санитарами и смирительными рубашками.
Андрей Дашков
Двери паранойи
Посвящается невинным жертвам психиатрического террора, а также одиноким людям и бездомным собакам.
Комментарий посредника
Нижеприведенная рукопись попала ко мне при странных обстоятельствах. В русском языке слова «странный» и «страшный» очень похожи – должно быть, это не случайно. Разница в одну букву иногда соответствует неуловимому изменению в ощущениях. Потом изменяется настроение, окружение, восприятие, в конце концов, вся жизнь. Около года я балансировал на грани между странным и страшным – и через равные промежутки времени получал письма… якобы от героя романа «Умри или исчезни!». На самом деле его трудно назвать героем. Лучше так: от персонажа, оказавшегося живее всех живых.
Первое письмо пришло спустя четыре месяца после выхода книги. Конверт был самодельным, склеенным из листа писчей бумаги далеко не высшего качества. На нем рваным почерком был выведен адрес издательства и моя фамилия. Письмо предназначалось для передачи. В углу конверта имелась едва заметная подпись отправителя: «Макс». Удивительно, но какой-то добрый (или злой? – теперь уже не знаю, что и думать) ангел, занимавшийся перепиской, честно выполнил свою работу – и письмо все-таки попало ко мне.
Не буду пересказывать его содержание. Некто (тогда я был абсолютно уверен в том, что это чья-то придурковатая хохма) пытался убедить меня в существовании человека, которого я сам же и придумал. Более того: из письма следовало, что этот человек находится там, где я оставил его в эпилоге своей книги, – в месте, прямо скажем, непривлекательном.
В первом письме еще не было ни слова о помощи. Только описания больничного быта, каких-то болезненных состояний, психоделических видений, иллюзорных посещений и т.д., и т.п. Ну и немного упреков. Немного невнятных угроз. Совсем чуть-чуть… Я выбросил то письмо и теперь уже не могу доказать даже самому себе, что все это мне не приснилось. Вот всего лишь несколько характерных отрывков из него (привожу по памяти, смягчая текст):
…
«Привет, земляк, мать твою! Спасибо, конечно, за то, что упрятал меня в психушку, но лучше бы ты этого не делал, а дал Виктору пристрелить нас с Иркой! Хорошее убежище, ласковые санитары (я называю их доберманами), с бабами, правда, напряженка – поэтому большинство наших сами трахают себя в туалете. Ну, это те, кто и все остальное может делать самостоятельно.
Есть и такие, которые не могут, – это мясо для доберманов. Санитаров они сильно раздражают, но вся штука в том, что те любят мясо. Желательно с кровью.
А еще эти твари любят власть – пусть даже над олигофренами! Зайдет такая жирная морда, зубами клацает, ручищи волосатые, из пасти дух, как из помойного ведра… Ну и начинается. Самые добрые обходятся щелчками и подзатыльниками. Это у них дружеское обращение. Про речь я уже не говорю – можно энциклопедию нетрадиционного секса написать. И ведь их можно понять – действительно неприятно за кем-то дерьмо убирать. Ненавидят наши доберы эту работу, но приходят. Снова и снова. Несколько раз в день. В общем «песня остается прежней»… Власть! Это вам, ребята, не шутки. Это покруче всякого секса. Особенно если у тебя уже не стоит.
Впрочем, как-то раз во время избиения младенцев я наблюдал эрекцию у одного из доберманов. Возбудился, мразь, от избытка чувств. Так кто же из нас больной?!.
Ладно, земляк, извини – выговориться хочется, а потрепаться не с кем. Соседи по камере (то есть палате) не в счет; с ними у меня неписаный договор о нераспространении. Хочешь знать, чего? Всего того дерьма, что скапливается в голове. Секунда за секундой. Минута за минутой. Час за часом. День за днем. Непрекращающийся дождь из дерьма… И так четыре года. Говорят, это немного. Не знаю. Я уже забыл, как пахнет весенний воздух, и вижу солнечный свет только через грязное стекло. Не помню вкус портвейна, не говоря уже о женских ласках. Недавно мне снился сон… Нет, об этом в другой раз.
…Лучше бы ты спрятался. Скоро они найдут меня. А когда найдут, захотят узнать, откуда тебе стало известно про мои дела. И про Ирку. И про Клейна. И про слепоглухонемого мальчика. И, конечно, про НЕГО. Тс-с-с! Молчу, молчу, молчу. Лучше мне помолчать об этом. Иначе однажды ночью…»
И дальше в том же духе. В рукописи все это изложено гораздо подробнее. Я привожу ее в первозданном виде, не изменив ни единой строчки. Простим бедняге экстремизм суждений и грубость выражений – для психа он еще довольно деликатен. Кстати, теперь я вовсе не уверен в том, что он действительно псих.
Потом письма стали приходить с дивной регулярностью – по одному в месяц. Двенадцать писем за год. Тем, кто интересуется астрологией, могу как-нибудь показать уцелевшие одиннадцать – возможно, тут есть какая-то связь (во всяком случае, упоминания о Зодиаке в них имеются). Мне было не до того.
Уже второе письмо содержало такие подробности о моем интиме и воображаемом интиме самого Макса, что я понял: кто-то добрался до моих печенок. Конечно, не тот парень с копытами в лакированных туфлях, торгующий в розницу на перекрестках. И не герцог из «Умри или исчезни!». Мне еще не было страшно. Знаете, как это начинается: легкий холодок, пробежавший по спине, пара-тройка ночных кошмаров… Цветочки по сравнению с тем, что пришлось пережить позже.
Третье, четвертое, пятое письмо. Тогда я еще работал. Выражаясь техническим языком, «сохранял работоспособность». Способность-то я сохранял, но вот писать (ударение на втором слоге) становилось все труднее. А главное, незачем. Охота, начавшаяся на страницах книги, продолжалась наяву. Рассказывать об этом бессмысленно. Дальнейшее будет ясно из рукописи Макса, в том числе и то, как она оказалась у меня.
Еще одно замечание: описываемой Голиковым больницы, по-видимому, не существует. Во всяком случае, я навел справки и не обнаружил в Харькове ничего подобного. В рукописи имеются явные нестыковки с окружающей меня действительностью. Возможно, Макс находится в другой, искаженной реальности – и тогда это последняя шутка, которую сыграл с ним таинственный «препарат» Клейна.
Я стараюсь забыть о неразрешимых пока вопросах. Например, о письмах. Кто на самом деле писал их, и как они попадали ко мне?… Поэтому, пытаясь сохранить остатки здравого смысла и упорядоченности (пусть даже кому-то покажется, что это просто еще одна мистификация), я добросовестно пронумеровал страницы, продублировал каждую на «ксероксе», не поленился дать сноски, чтобы прояснить, откуда этот псевдо-Макс «черпал вдохновение». Короче говоря, облагородил пачку, часть которой представляет собой нарезанные из рулона и коряво исписанные листы туалетной бумаги. Общее название тоже я придумал – конечно, немного претенциозное, но что поделаешь: все мы, писаки, такие – любим пустить пыль в глаза…
