Мокруха - Ширли Джон
ДШ: Да как-то так само собой вышло. Эта сцена подтолкнула Гарнера к рецидиву — его я и хотел описать. Господь свидетель, то, через что прошёл Гарнер, кажется мне реальным, а писатель должен гордиться такими моментами. Я просто почувствовал, что Эфрам так поступит. Сюжет сам туда повернул, но ведь хорошо получилось?..
ДА: Сэм Денвер и его ранчо Дабл-Ки напомнили мне истории про старый Голливуд в сочетании со сценами из Широко закрытых глаз. Но ваш роман создан задолго до фильма. Что вас вдохновило?
ДШ: Когда я жил в Нью-Йорке, то частенько зависал в Убежище Платона [76] и клубе Адский пламень. Там я видел кое-что реально хардкорное. А потом увлёкся панк-роком, в этих кругах, околосценических, всякое бывает, вы знаете. Кроме того, я опирался на некоторые источники, и... в общем, просто представлял себе, как бы это могло быть, исходя из самой идеи Акишра.
ДА: Акишра — создания, сделавшие бы честь Лавкрафту. Незримые демоны, паразитирующие на человеческой зависимости. Будь они реальны, стоило бы отнести любую зависимость на их счёт?
ДШ: Акишра — плод моего воображения, хотя, как я уже говорил, идея зиждилась на индийской легенде. Для меня это, по большому счёту, лишь полезная аллегория: наш мозг довольно примитивен, склонен поддаваться наслаждению, Акишра же умеют извлекать выгоду из этой склонности, усиливать наши слабости, питаться ими и загонять нас всё глубже и глубже, пока не начнёт доминировать самое скверное, что в нас есть. Акишра — как наркоторговцы. Барыга — не наркотик, он просто впаривает это дерьмо.
ДА: Это тёмная и жестокая книга, но вам, кажется, очень важно напомнить читателю, что конец её обещает надежду. Вы стремитесь обнадёжить тех, кто лечится от своей зависимости?
ДШ: Да. Я сам через это прошёл. Я видел сотни людей в этом состоянии. Я уже говорил, что некоторые из самых жутких людей, какие мне попадались, плотно сидели на наркотиках, а некоторые из лучших встреченных мною людей либо употребляли наркоту в прошлом, либо лечились от неё, когда я с ними сталкивался. Я знаю, бытует мнение, что бывших наркоманов не существует: есть только те, кто воздерживается. Десять, двадцать, тридцать лет и так далее. Чтобы завязать, им понадобилось поработать над собой. Стать лучше. Стать чище. Не то чтобы я намеренно придал книге счастливый конец (всё относительно, и не такой уж он счастливый), но я чувствовал, что обязан подчеркнуть: надежда остаётся, и свет в конце туннеля есть.
Перевод на русский К. Сташевски.
А. Линден
Статья о творчестве Джона Ширли
Когда русский издатель Джона Ширли попросил меня написать эту заметку, я почему-то первым делом вспомнила, как характеризовал положение дел во французской живописи конца XIX века Джон Хьюстон, режиссёр Мальтийского сокола. Не знаю, почему. Может быть, я слишком влюблена в нуар и чаще статистически нормального пересматривала этот фильм, а может, оттого, что в самой масштабной работе Ширли, трилогии Песнь под названием Юность, главные события разворачиваются именно на французской земле.
«Когда явился Сезанн, — говорил Хьюстон в интервью для Holiday. — живопись... была преисполнена сентиментальности. Это чувство, искусственное и порочное по происхождению, затмевало саму живопись. И вот пришёл великий революционер и обозрел её под новым углом зрения. Он начал использовать цвет не для эффекта, а для описания формы. Это я и называю возвращением к изначальным принципам. Такова сила восприятия, что пробивается через заслоны жизни... Например, в этом помещении четыре светильника. Какофония света. Если отключить их все, кроме одного, установится порядок теней.»
Боб Флаэрти вернулся к изначальному: оставил единственный светильник и установил порядок теней.
Немного аналогичная ситуация сложилась в фантастике на безрыбье 1970-х и начала 1980-х гг., когда явились киберпанки. Пожалуй, ещё интересней другое обстоятельство: почти одновременно выброс творческой энергии такого накала, что свет его до сих пор доходит до нас через годы и позднейшие эпигонские наслоения, произошёл в иной сфере интересов героя этой статьи — рок-музыке.
Откуда пошёл киберпанк? Однозначного ответа уже не получишь. Те, кому интересна история фантастики, часто исчисляют киберпанковский прорыв с 1984 г. Действительно, Нейромант Уильяма Гибсона тогда получил столько наград, что к медальному показателю этому для дебютной книги подобрались лишь через много лет Паоло Бачигалупи с Энн Лекки (у последней, впрочем, шансы побить рекорд ещё есть).
Но это не универсально применимое решение задачи, найдётся и вдоволь альтернативных калибровок. Можно вспомнить Моя цель — звёзды Альфреда Бестера, Убик, Пролейтесь, слёзы... и Полный расчёт Филипа Дика, Девочка, которую подключили Алисы Шелдон (Джеймса Типтри-младшего), Подлинные имена Вернора Винджа... У киберпанка было несколько фальстартов, и лишь в середине 1980-х новый жанр, что называется, расчихался, вовсю заревел мотором. А уж потом (раскавыченный оммаж Джеку Расселлу из Great White) понёс читателей по ночному хайвею, в объятия большой белой акулы.
После манифеста имени Зеркальных очков и Вакуумных цветов Майкла Суэнвика до публики дошло наконец, что не Гибсоном единым жив киберпанк. Настал-таки день, когда сыны киберпанка стянулись предстать пред фэндомом в силе и славе своей, а между ними пришёл и Джон Ширли. Пациент Зеро. Из написанного Гибсоном и Ширли совместно сходу обычно называют только Принадлежность (кстати, чтоб два раза не вставать: швейцарцы из Gotthard, думаю, вдумчиво вкурили её при съёмках официального клипа на Feel What I Feel), но это не значит, что Пациент Зеро и Граф Зеро мало знакомы. Сам Гибсон вспоминает:
«Я впервые повстречал его в 1977 году. Тогда на нём был утыканный иглами собачий ошейник, и безумных романов его никто толком не вкуривал. Ничего подобного тогда ещё не существовало. Не за что зацепиться: никаких вам штампиков типа киберпанк и всякое такое. Но выйди эти романы в свет только сейчас, со всех сторон раздалось бы: О-о, гляньте-ка сюда! Это круче киберпанка!»
Лучшую сравнительную справку по биографиям киберпанков мрачной первобытной эпохи, когда полное лукошко жанровых премий фэндома собирали Врата Фредерика Пола, даёт Брюс Стерлинг:
«В те дни Уильям Гибсон... пускал на ветер свою юность... в канадских наркопритонах. Я сам был детёнышем инженеров из занавешенного вонючими заводскими дымами городка, и три года в Индии совсем вскружили мне голову... Руди Рюкер тщетно пытался добиться должности профессора математики в Нью-Йорке. Льюис Шайнер в мечтах о Далласе крутил за машинкой романы с крутыми детективами. Но Джон Ширли замаячил на горизонте как комета с пророчеством на борту. Все мы повернули голову в его сторону. И как оказалось, не зря.»
Вот видите, с Шайнером у меня, по идее, больше общего, но, как и Стерлинг, я была ослеплена просиявшей на горизонте кометой Джона Ширли.
Тогда, на излёте Новой Волны, хиппи ещё выбирались в боевые полёты над гнёздами кукушек, но кураторы НФ из далёкой галактики, для маскировки закутавшись в белые халаты, уже тянули в их сторону свои щупальца. Не ведали о том, что вскоре Компьютерная Революция усадит хиппи за виртуальные деки производства Оно-Сендай и укажет кратчайший бэкдор к вознесению для ботанов.
«Не то чтобы у персонажей Джона Ширли шарики за ролики заехали, — комментирует Стерлинг. — нет: они просто не в курсе, где эти ролики вообще купить... Джон Ширли был тогда, в ранние дни, существом, полностью перпендикулярным всем людям Земли.»
