Чарльз Уильямс - Место льва
— Что-то ты злой сегодня, — заметила Дамарис. — Мы нравимся друг другу…
— Дорогая моя, ты мне ни капельки не нравишься, — опять прервал ее Энтони. — Я считаю, что ты на редкость противная эгоистичная личность и сухарь к тому же. Но временами я настолько в тебя влюблен, что мне все видится иначе. В любом случае, твой единственный шанс на спасение — выйти за меня замуж.
— В самом деле, Энтони! — Дамарис встала из-за стола. — Скажешь тоже: шанс на спасение! И от чего, хотелось бы мне знать?
— Никто другой, — продолжал Энтони, — не видит тебя такой, какая ты есть. Никто другой не доставляет тебе столько трудностей и неприятностей, как я. С тобой никогда не будет спокойно, но именно при всем при этом ты расцветешь по-настоящему. Подумай об этом.
Дамарис ничего не сказала. Было ясно, что на Энтони опять нашло, и если бы не «Два лагеря»… Немного помолчав, он тоже встал.
— Ладно, — сказал он, — тебя никогда не ел лев, а вот меня львица потрепала. Думаю, теперь я пойду поищу другую львицу.
Дамарис полуобернулась и улыбнулась ему через плечо.
— Это я тебя потрепала? — спросила она. — Я эгоистка и сухарь только потому, что люблю свою работу?
Энтони мрачно посмотрел на нее.
— Ты Шербет Аллаха и золотая чаша, из которой он его пьет, — медленно сказал он. — Ты Ночь Отдыха и День Света. К несчастью, ты ночь с изрядным ливнем и день с противным холодным ветром. Но это может быть всего лишь небольшой игрой Аллаха.
— Я не хочу быть тебе плохим другом, — совершенно искренне сказала Дамарис и протянула ему руку.
— Увы! — сказал Энтони, целуя ее. — Хорошие друзья меня тоже не устраивают. К тому же ты бы и не смогла.
— Что, быть плохим другом?
— Нет, хорошим, — довольно грустно сказал Энтони. — Ладно. Ты такая, какой тебя создали Незримые силы.
— Почему ты всегда так груб со мной, Энтони? — спросила Дамарис. Ей хотелось, чтобы в голосе звучало сожаление, хотя вопрос был вызван чистым любопытством, а вовсе не отсутствием необходимого количества нежности со стороны Энтони.
— С другой львицей я буду еще грубее, — сказал он. — Это просто способ сказать: «Услышь мои возраженья»[6] — и убедиться, что ты их услышала.
— Зачем тебе так уж понадобилась львица? — спросила Дамарис.
Энтони улыбнулся.
— Но ты же хочешь работать, — сказал он, — а мне не помешает прогуляться. Итак, у каждого из нас свой путь… — Он слегка привлек ее к себе, но оба в тот же миг замерли. В ноздри им внезапно ударил запах — Дамарис уже знала его, а Энтони еще нет. Это была волна того же ужасного зловония, которое настигло ее вчера в доме, где лежал бесчувственный мистер Берринджер. Через секунду-другую запах исчез, но каждый из них понял, что другой его почувствовал.
— Боже мой! — Энтони передернуло. — Что у вас с канализацией?
— Ничего, — резко сказала Дамарис. — Но… ты что-то почуял?
— Запах, — воскликнул Энтони. — Как будто ходячий труп. Или тварь из джунглей. Что же это, черт возьми? — Он принюхался. — Да нет, исчез. Наверное, это все же канализация.
— Это не канализация, — резко сказала Дамарис. — Я почувствовала его вчера в том доме, где читала лекцию, только он был послабее. Интересно, как он сюда проник? Это не от платья — я его не надевала. Вот ужас! Пойду приму ванну. — Ей пришло в голову, что запах, возможно, каким-то образом остался в ее волосах, но она не хотела, чтобы у Энтони могла родиться даже тень сомнения в ее безукоризненности. — После такого волей-неволей захочется, — закончила она.
— Да уж, — сказал Энтони. — Я полагаю, львица…
— Ну, Энтони! Далась тебе эта львица! Подумай сам: здоровенный зверь — в городе — незамеченный? Ну как такое может быть?
Он выглянул из окна на улицу и заодно осмотрел дома напротив. Мимо шли люди, остановилась машина, появился полицейский.
— Да нет, — сказал он, — не думаю. Но… это забавно. В любом случае, я ухожу. До свидания. Ты все-таки подумай о спасении.
— До свидания, — сказала она. — Спасибо, что зашел. А насчет спасения… Если понадобится, я это сделаю. Но, знаешь, я много читала о спасении во всех этих старых манускриптах…
— Читала… — сказал Энтони, когда они вышли в прихожую. — Читать — вовсе не то же самое, что пройти обряд. Пришли за мной, если захочешь, в любое время. Я люблю тебя. До свидания.
Он вышел на улицу в пасмурном настроении, хотя с трудом понимал его причину. С Дамарис всегда так. Каждая их встреча оказывалась испытанием для его интеллекта, да и для самообладания тоже. Дамарис словно не замечала, как наступает на болезненные точки. Сейчас, медленно идя прочь, Энтони размышлял: а может, эти испытания повернуть себе на пользу? Может, стоит научиться отвлекаться от мыслей о Дамарис? Только вот зачем? Да, она считает себя умной и способной, ну так она такая и есть. Но Энтони знал и другие стороны ее характера: неуверенность, ранимость и вообще некоторую свойственную ей инфантильность. Иначе откуда бы взяться таким детским недостаткам, как жадность и тщеславие. Вряд ли кому-нибудь кроме него понятно, что это просто незрелость характера. Окружающие воспринимали ее такой, какой она сама себя считала. Некоторым она нравилась, некоторым — нет. Но ему она часто казалась ребенком, прижавшимся лицом к оконному стеклу в ожидании, когда же кончится дождь, чтобы сбылось загаданное желание. Учеба, статьи, степень — а потом праздник кончится, и ей еще повезет, если она под конец не станет, подобно большинству, усталой, раздражительной и несчастной. Возможно, тогда он действительно пригодится. И если к тому времени он еще не передумает, ну что ж, это его дело. Пока надо продолжать. Ну, может, контролировать себя немножко более тщательно. Впрочем, самоуважению здесь просто не место, от самосознания мало толку, а холить и лелеять самообладание — дело и вовсе безнадежное.
Ладно, подумаем о другом. За последние сорок часов они с Квентином у себя в Ноттинг-Хилл только тем и занимались, что обсуждали загадочное происшествие вечера вторника. Но сколько бы они не перебирали подробности, результат был один: львицы не превращаются во львов, а львы не появляются на деревенских лужайках ниоткуда. Но что же тогда случилось? Гипноз? И что это за странный мистер Берринджер, у которого в саду из тени выскакивают львы и который время от времени имеет обыкновение впадать в транс (Дамарис рассказала ему о неудачной лекции). Бедняга Квентин до сих пор трясется от ужаса! Ему все время кажется, что какой-то зверь крадется по его следам. А теперь еще эта история про женскую истерику и змею в короне, да. И не забыть ужасный запах, проникший в столовую Тиге. Конечно, с женщинами время от времени случаются истерики, конечно, канализация может барахлить. Но Энтони сейчас занимало другое. Он вспоминал непонятное очарование, охватившее его при виде громадного, великолепного зверя. Ему же в тот момент хотелось пойти туда, к нему. А что же львица? Ну — от этого никуда не денешься — львица попросту испарилась, что бы там ни говорили люди с ружьями. Испарилась — и все.
