Чарльз Уильямс - Место льва
— Шекспир?
— А разве не выяснили, откуда он брал все свои темы? — заметила собеседница. — Несколько недель назад я читала статью в «Двух лагерях». Там говорилось, что когда он написал: «Египет, ты умираешь»,[3] то заимствовал это у кого-то, кто сказал: «Англия, ты умираешь, потому что овцы пожирают людей». У Марлоу или сэра Томаса Мора.[4]
— Правда? — со смешком спросила Дамарис. — Впрочем, Шекспир — не моя тема. Но что он имел в виду под овцами, пожирающими людей?
— Что-то связанное с сельским хозяйством, — ответила миссис Рокботэм. — Он же говорил не буквально.
— О, конечно нет, — согласилась Дамарис. — Но агнец стал таким важным символом, не так ли?
— Пожалуй, — согласилась миссис Рокботэм.
Так, неторопливо беседуя на разные интеллектуальные темы, они и подъехали к «Хитросплетениям» — название усадьбы мистера Берринджера имело какое-то отдаленное и позабытое отношение к перекрестку неподалеку. Когда они выходили из машины, опять прогремел гром, на этот раз намного ближе, и обе дамы поспешили в дом.
Пока миссис Рокботэм разговаривала с обеспокоенной экономкой, Дамарис осмотрела собравшихся. Членов кружка было немного, и она не нашла в них ничего особенного. Естественно, там была мисс Уилмот; большинство остальных представляли различные вариации либо ее довольно взбудораженной бестолковости либо властной энергичности миссис Рокботэм. Среди шестнадцати или семнадцати женщин затесалось четверо мужчин — троих Дамарис узнала: один городской советник и начальник каких-то инженерных служб, один продавец из центрального книжного магазина, а третий — племянник одной из дам-распорядительниц, некоей миссис Жаклин. Сама миссис Жаклин была чуть ли не графиней и сестрой недавно умершего местного викария. Себя она предпочитала называть «миссис Рош Жаклин» на почве отдаленных связей с вандейским родом.[5]
«Неужели мистер Берринджер интересует их всех сразу? — подумала Дамарис. — Какое странное сборище! Что-то я тут не вижу особых интеллектуалов». И приятное осознание своего знакомства с Абеляром и Пифагором шевельнулось в ней, когда она села, улыбаясь городскому советнику. Он подошел к ней.
— Ну, мисс Тиге, — отрывисто сказал он, — я слышал, вы были настолько добры, что выступите сегодня перед нами. Какое несчастье — этот обморок мистера Берринджера, правда?
— Да уж, — ответила Дамарис. — Но, боюсь, я буду малоинтересна, мистер Фостер. Понимаете, я ведь совсем не знаю, чем вы занимались с мистером Берринджером.
Он посмотрел на нее внимательнее.
— Ну, не знаю, насколько это интересно вам, — сказал он. — Но мы не делаем ничего особенного, разве что слушаем. Мистер Берринджер — выдающийся человек, и обычно он читает короткую лекцию о мире первопричин, если можно так выразиться.
— Первопричин? — переспросила Дамарис.
— Идей, энергий, реалий, называйте их как хотите, — ответил мистер Фостер. — Основных понятий.
— Конечно, — сказала Дамарис, — я довольно хорошо знакома с идеями Платона, но вы имеете в виду, что мистер Берринджер объясняет Платона?
— Не столько Платона… — но тут миссис Рокботэм, подойдя к Дамарис, прервала мистера Фостера.
— Вы готовы, мисс Тиге? — спросила она. — Да? Тогда я сначала что-нибудь скажу, чтобы все расставить по местам, а затем передам вам слово. После вашего выступления может быть несколько вопросов, или небольшая дискуссия, или что-нибудь в этом роде, а затем мы разойдемся. Вы будете сидеть здесь? Тогда, я думаю, мы можем начать. — Она постучала по столу перед собой и, когда в комнате стихло, обратилась к собравшимся.
— Друзья, — начала она, — все вы слышали, что наш наставник мистер Берринджер — можно даже сказать, наш учитель — пребывает в бессознательном состоянии. Мой муж, который его наблюдает, констатирует некоторое умственное расстройство. Но для нас, извлекавших пользу из уроков учителя, лучше считать, что он занят неким экспериментом, связанным с некоторыми его работами. Все мы помним, как часто в этой самой комнате он призывал нас работать и размышлять до тех пор, пока мы не привыкнем к тому, что он называл идеями, мыслеформами, созданными нами, хотя они, конечно, существуют (как он часто нам говорил) в своем собственном мире. Многие из нас уже не могут ходить по простым тропинкам детской веры — возможно, мне следует сказать — к сожалению! Но в этом новом учении мы обрели великое предназначение, и каждый из нас по-своему старался его исполнять. Поэтому, мне кажется, было бы жаль пропускать наше ежемесячное собрание только из-за того, что наш наставник находится — как бы это сказать? — в ином состоянии. Он говорил, что мы всегда можем учиться, и поэтому я попросила мисс Дамарис Тиге поговорить с нами сегодня о предмете, представляющем взаимный интерес. Мисс Тиге не только моя близкая подруга, некоторые из вас тоже ее знают, она еще и ученый, глубоко постигший основы философии. Тема сегодняшнего доклада мисс Тиге, — она посмотрела на Дамарис, пробормотавшую: «Фантомы и ангелы», — фатомы и ангелы. Думаю, мы все послушаем ее с большим интересом.
Дамарис встала. При этом думала она вовсе не о предстоящем докладе, а о том, что она, оказывается, близкая подруга миссис Рокботэм. Складывалась многообещающая ситуация, даже если ради нее придется убить вечер с людьми, которые, конечно, нипочем не признают фантома, даже если его встретят. Она подошла к столу, положила сумочку и развернула рукопись. При этом Дамарис слегка принюхалась: всего лишь на миг ей показалось, будто откуда-то потянуло на редкость неприятным запахом.
Нет, наверное, показалось. Запах исчез. Вдалеке все еще гремел гром. Миссис Рокботэм уселась поудобней, чтобы слушать, остальные члены кружка вежливо и приглушенно похлопали.
— Леди и джентльмены, — начала Дамарис, — как я уже сказала миссис Рокботэм и мистеру Фостеру, боюсь, сегодня я всего лишь не очень подходящая замена тому… тому, к чему вы привыкли. Но сапожник, как мы знаем, — она начала читать, — должен заниматься своим ремеслом, и поскольку вы оказали мне честь, попросив провести с вами беседу, мне показалось интересным предложить вам несколько замечаний об исследовании, которое я пытаюсь провести. Мистер Фостер, — она взглянула на него, — в нашем с ним разговоре, — докладчица и мистер Фостер обменялись легкими кивками, — говорил о том, что вас интересует мир первопричин. Это одна из наиболее популярных тем философских исследований, если это можно так назвать. Разумеется, в некоторых эпохах интерес к этой теме возрастал, в некоторых — ослабевал. Эпохи, известные свободой мысли, например афинская, были подготовлены к ней лучше, чем менее просвещенные, такая, как раннее средневековье, например. Естественно, сегодня мы оцениваем эти взгляды с некоторой снисходительностью, не всегда и не во всем соглашаясь с древними мыслителями. Я, например, — она улыбнулась своим слушателям, — я больше не говорю о «четырех ангелах возле моей кровати» и не готова называть Платона der grosse Pfaffe, великим святым, как это когда-то делалось.
