Дана Кэмерон - Ночь перемены
На улице никого не было, и я был рад. Обычно здесь место для вечерних прогулок, и метки собак помельче меня выделяются на стенках сугробов. Я бежал по широкой гравийной дорожке, переводя дыхание, готовясь к последней битве.
Смит оказался умнее, чем я о нем думал. Напал он в ту секунду, когда маяк повернулся ко мне, стирая тени и сужая мое зрение.
Прищурив и опустив глаза, прижав уши, я заставил себя ждать до последнего мига — а потом прыгнул изо всех сил. Поймал его с поднятой головой и схватил за горло, стиснув челюсти. Его по инерции пронесло надо мной, и когда он падал, под действием его собственного веса из горла вырвало кусок, оставшийся у меня в пасти. Хлынула горячая кровь, и он свалился замертво к моим ногам.
Пусть он был хищник с оружием героя, но героем, стоящим за правое дело, был я.
Я выплюнул шерсть пополам с запекшейся кровью. Луна заливала светом верфь и гавань. Раны мертвого волка дымились, чернела на снегу его кровь. Сила победы, победы в смертном бою над представителем моей породы чуть не валила с ног и, быть может, я был первым, кто ее испытал.
Среди Фэнгборнов зла просто нет. По крайней мере не было до сих пор.
Я закинул голову назад и завыл, завыл, и пела моя нечеловеческая кровь, и кружила голову полнота и праведность моей победы.
Но где-то в глубине мозга, в той глубине, что осталась человеческой, я знал, что в последний раз испытываю это чувство.
В Сочельник Клодия нашла меня в подвале моего дома — он укрыт матами по стенам и по полу, чтобы я мог тренироваться не привлекая внимания.
— Ничего себе ты тут потеешь! — заорала она.
Клодия была в футболке, у которой на сердце нарисована мишень и есть надпись: «ПОПРОБУЙ, БАФФИ».
Я лежал на полу, поработав до седьмого пота, в наушниках, включив музыку на одиннадцать. Подумав над ее словами, я ей показал палец.
Она подошла к плееру, вывела его на четырнадцать или двадцать, так что мне пришлось сорвать с себя наушники и включить музыку. Она посмотрела на плеер:
— «Дезинтеграция». Отлично. И ты здесь со вчерашнего дня, дергаешься ради лечения? Джерри, я у тебя отберу плеер, если будешь себя вести как подросток.
— А я и есть подросток.
По меркам нашего народа. Просто щенок.
— Да понимаю. Джерри, ты же помочился на машину Вимса?
Я пожал плечами. В тот момент мне это казалось правильным.
Когда я вернулся к школе, все еще в волчьем обличье, Клодия уже скормила подозрительному Вимсу почти всю историю. Она вышла погулять с псом, увидела школьный автобус. Чтобы не оказаться дурой, если это не тот, который пропал с детьми, она стала искать детей и нашла. Дети, еще под дурманом от наркотика, подтвердили: пес страшного дядьки напал на собачку этой леди, но собачка была сильная и прогнала обоих. Потом Вимс нашел тело Смита на верфи: на теле не было никаких примет, кроме зашитой руки.
Клодия присела рядом:
— Джерри, Смит — это потрясение, я понимаю. Меня тоже стукнуло. Он страшнее ада. Семья подняла все списки в свете возникшей дискуссии, и ни один из историков ничего подобного не нашел. Ни разу.
— Я не испуган, Кло, — ответил я. — И я понимаю, что это очень важно. Дело в том… — Я запнулся, перевел дыхание. Очень трудно было сказать это вслух. — Меня всегда грело знание, что мы, Фэнгборны, на праведной стороне, а те, кого мы преследуем, — всегда преступники. И никаких сомнений не было, никогда. Я всегда считал, что это и есть награда за нашу работу.
Это также означало, каково бы ни было мое мнение, что Вимс хотя бы формально на нашей стороне. Она наклонила голову набок:
— Награда сверхспособности к исцелению, долгожительства и сверхсилы?
— Да.
— И прилива радости после перемены?
— Ну… да.
Она нахмурилась:
— Ты молод, и ты жаден, и ты забываешь Первый Урок.
Я скривился:
— «Работа уже есть награда». Ты как дедушка заговорила.
— И тому есть веская причина: он был прав. — Она присела у стены рядом со мной. — Послушай, у каждого рано или поздно случается в жизни кризис веры. У меня он был при попытке понять, есть ли у нас права помимо тех, что дает нам закон людей, потому что я узнала разницу между законом и справедливостью. Такова жизнь. Она заставляет нас понять, что значит быть человеком, почему это драгоценно и подлежит защите. Нормалам недоступно даже наполовину то, что доступно нам, и жизнь их проходит в сомнениях.
— Мы не люди, Кло. И никогда не будем ими. Но теперь у нас тоже есть сомнения.
Она покачала головой.
— Мы к ним ближе всех прочих — биологически и духовно. Нам нужна эта связь. И ты знаешь, что убить Смита — это было правильно, пусть он даже один из нас.
Но никогда до сих пор Фэнгборн не убивал Фэнгборна. Эти слова вертелись у меня в голове, и я не мог заглушить их.
Клодия долго еще говорила о сообществе Фэнгборнов, о долге и чести, и прочее, и прочее, а я слушал. Многое имело смысл.
Потом я кивнул:
— Ты права. Мне просто нужно время, только и всего. Спасибо тебе.
— Не за что. Я просто рада, что успела сюда попасть до того, как ты дошел до «Найн инч нейлз». — Складки ее лица разгладились, и вот тут я понял, какую тревогу внушал ей мой вид. — Ладно, вещи собрал?
— Нет, но мне недолго.
В этом году мы друг другу на Рождество подарили билеты на Арубу. Дорого, но обоим нам нужно солнце. Она кивнула, но потом ее взгляд посуровел:
— Но к ночной мессе ты пойдешь?
— Наверное. Но сначала надо будет пройтись по свежему воздуху, чтобы в голове прояснилось.
Я заставил себя встать — мышцы затекли, не от боя, а от лежания. Все травмы, полученные в волчьем образе, проходят быстро, если я остаюсь волком, но все, полученные в образе человека, возвращаются, когда я снова становлюсь человеком.
— Отлично, там и увидимся. И, Джерри…
— Да, Кло?
Она сморщила нос:
— Ты бы душ принял.
Я снова показал ей палец и взял куртку. Она улыбнулась, уходя, и я знал, что сумел ее убедить. Вот что хорошо, когда у тебя в сестрах психотерапевт: как поймешь, чего они ищут, так сразу начинаешь им это выдавать.
Да, в ее словах был смысл. Просто они ну никак не могли снять мою боль.
Я натянул непромокаемые ботинки, шляпу, шарф, перчатки. Наверное, не нужно было бы так много — температура была выше тридцати [2], — но я после боя все никак не мог согреться.
После долгой прогулки я оказался у начала верфей Дерби и ушел достаточно далеко от празднично освещенных улиц, оставшись один в промозглой мгле. На снегу расплылись пятна крови, и снег был вытоптан зеваками, ищущими пса, который растерзал серийного убийцу. Адский Пес Салема — на наших глазах рождалась новая легенда.
