Майкл Стэкпол - Зло сгущается
– Может статься, и то и другое, приятель. Готовы ли вы мне помочь?
Пелл не ответил, и я, откинувшись на мягком сиденье, принялся рассматривать проплывающий мимо город. Вверху проносились стыки солнечных панелей. Они шли точно над серединой улицы, и я подумал, что в этом есть смысл, если, как говорил Рок, панели могли наклоняться, чтобы сбросить воду и мусор. Здания по пути попадались разные – от ветхих развалюх до высоченных многоквартирных домов. Перекрестки были отмечены торговыми рядами и магазинами, а иногда целый квартал занимал огромный открытый рынок.
В этом краю постоянной ночи все цвета были приглушенными, если они вообще были. Кое-где мигали яркие неоновые вывески, зазывая посетителей в бар или видеосалон, но душный воздух, казалось, высасывал из огней жизнь. – Проезжая по городу в пелловской «элите», я вновь почувствовал себя тараканом, торопливо бегущим через кухню в страхе, что вот-вот кто-то войдет, включит свет и раздавит его.
– Неужели в городе удалось набрать столько голосов, чтобы накрыть его этой штукой?
Пелл принужденно пожал плечами, и я сразу решил, что любое его объяснение будет наполовину выдумкой.
– В конце восьмидесятых городской совет Феникса проиграл несколько референдумов. Поняв, что таким путем ничего не добьешься, они с помощью ФБР заставили Агентство по охране окружающей среды предъявить городу иск, поскольку с истощением озонового слоя участились заболевания раком кожи. Потом они устроили небольшой саботаж на атомной станции Пало-Верде, а ответственность за него свалили на экотеррористическую группу, которую они называли "Голубой гром", – из-за этого пару человек поджарили на электрическом стуле. А потом все эти древолюбцы и антиядерные маньяки начали проталкивать идею альтернативных источников энергии. Город предложил покрыть солнечными батареями неиспользуемые участки пустыни к юго-востоку, но те же самые средозащитники не согласились. В качестве блестящего компромисса Сьерра-Клаб и прочие группы, которые живут, между прочим, ВНЕ города, милостиво согласились разрешить строить солнечные батареи НАД городом. Нас называют Долиной Солнца, и для тех, кто живет наверху, это отвечает истине, но для нас здесь – Долина Полуночи.
– Невероятно. – Разговаривая, я заметил, что в некоторых местах футах в сорока над нами проходит параллельная дорожная сеть. – А зачем было дублировать дороги?
– В Фениксе невозможно зарыться в землю, потому что грунт спекся в камень. Верхние дороги соединяют между собой некоторые башни, но ими имеют право пользоваться только законтрактованные работники. Видите, у них нет въездов, и все они идут по прямой?
– Да.
– Поэтому обычные путешественники не могут туда попасть. Войти и выйти можно только в корпвиллах, вроде «Лорики» или "Ханивел и Кох". Или из Центра, если нам суждено когда-нибудь увидеть его изнутри.
Попытки Рока включить меня в число "своих парней" мне не понравились – и не понравились нотки горечи в его голосе, когда он упомянул о Центре. Я не знал, кто или что я такое, но знал точно, что я не из таких, как он. И все же я мог понять, почему Койот счел его полезным. У этого человека было открытое лицо, за которым прятался коварный ум. Пелл ясно видел, что не произвел на меня приятного впечатления, и пытался это изменить. Хотя со мной у него ничего не вышло, посреднику между различными группами эта способность к мимикрии была, без сомнения, необходима.
Рок завел автомобиль на стоянку и посигналил. Дверь гаража в стене большого склада отворилась, но ровно настолько, чтобы протиснулась его «элита». Нажатием кнопки на приборном щитке Рок убрал антенну и подал машину вперед.
– Там, внутри, следите за собой. Эти свихнувшиеся неонацисты – паршивый народ, но дело свое знают, Будьте осторожны, в этих выбеленных башках чувства юмора – ни капли. – Он нахмурился. – Знаете, лучше бы у меня был "бенц".
"Элита" вкатилась в неосвещенный склад, а у меня зачесались ладони. Дверь за нами закрылась, и внезапно вспыхнули две дюжины дуговых ламп. На мгновение я ослеп, а прищурившись, увидел, что Пелл надевает зеркальные солнечные очки.
Ладно, Рок, раз тут идет такая игра, поиграем…
Рок открыл свою дверцу и выбрался наружу. Я последовал его примеру, двигаясь медленно и спокойно, что бы тем, кто смотрел на нас, стало видно, что я безоружен и почти ослеплен. Широко раскинув руки, Рок приветствовал коротышку с длинными светлыми волосами. Они обнялись, похлопывая друг друга по спине.
– Генрих, сын эльзасской сучки, ты отлично выглядишь!
Генрих, который выглядел не здоровее альбиноса, работающего на грибной ферме, широко оскалился.
– Штайн, ты не изменился! Что могу для тебя сделать?
Рок кивнул в мою сторону.
– Ему нужны ботинки, жилет и, возможно, куртка.
Генрих обошел «элиту» и всмотрелся в мое лицо.
– Gut, они зеленые.
– Прошу прощения? – Я знал, что по-немецки нужное мне выражение – «Verzeihung», но не был склонен его использовать по двум причинам и в основном потому, что немецкий язык Генриха и его акцент были, несомненно, следствием просмотра бесчисленных нацистских кинополлюций на военную тему.
– Я говорю, что у вас зеленые глаза, и это хорошо.
Значит, в вас нет крови грязных людишек.
Я улыбнулся.
– Или что у меня зеленые контактные линзы. – Я терпеть не мог расистов и злился, что Рок затащил меня к ним.
Генрих придвинулся, чтобы получше рассмотреть мои глаза, но Рок хлопнул его по спине и рассмеялся.
– Он пошутил, Генрих.
– Мы, "Воины Арийского Мирового Союза", не так легко относимся к чистоте расы. Я слышал, он провел ночь у фасольщиков.
– Он просто спал, Генрих, а не смешивал кровь. – Рок неодобрительно посмотрел на меня, обнял Генриха за плечи и отвел его подальше в глубь склада. – Это по делу, понимаешь?
– А что, Генрих, если бы я оказался "нечистым"?
Коротышка повернулся и медленно кивнул:
– Герр Штайн заплатил бы больше, а вы получили бы меньше. Впрочем, то же самое может случиться и из-за ваших взглядов.
– Полегче, Генрих, ты и так уже должен нашему человеку-тайне. Он стер в порошок лабораторию Жнецов. Кто их знает, с кого они там собирали урожай, который продавали на трансплантанты?
– Ja, хорошее замечание. – Генрих повернулся и повел Рока в лабиринт широких стеллажей, вздымающихся от пола до потолка.
После их ухода я смог оглядеться. Если не считать неизбежных портретов Адольфа Гитлера, Эвана Мехема и Тома Метцгера, склад выглядел довольно обыкновенно. Он был двухэтажным, но в этой части перекрытие было снято, и вдоль стен на высоте примерно двенадцати футов шли висячие мостки. По мосткам прохаживались вооруженные охранники с автоматами, старательно отрабатывая высокомерные ухмылки.
