Стивен Кинг - В Бурьяне
Он врезал ей коленом в живот. Казалось, будто ее ударили поленом. Бэкки почувствовала боль и кое-что похлеще боли — внизу, между животом и пахом. Кручение, сродни мышечным спазмам: словно в ее утробе была затянутая узлом веревка, и кто-то туго натягивал ее — туже, чем она должна была быть.
— О, Бэкки! О, девочка! Твоя задница… твоя задница теперь принадлежит бурьяну! — закричал он с дрожащей ноткой безумного веселья в голосе.
Он еще раз врезал ей коленом в живот, а затем и третий раз. Каждый удар пробуждал новую, темную, губительную вспышку боли. «Он убивает ребенка», подумала Бэкки. Что-то заструилось по ее левой ноге. Она не могла сказать была ли это кровь или моча.
Они плясали вместе — беременная девушка и одноглазый безумец. Они плясали в бурьяне, хлюпая в грязи ногами, и его руки обхватывали ее горло. Они оба забрели в колышущийся полукруг около трупа Натали Хумбольт. Бэкки видела, что слева лежит тело: мельком уловила бледные, окровавленные, искусанные бедра, потрепанную джинсовую юбку и выставленные на показ, запачканные травой трусики Натали. И ее руку — руку Натали, лежащую в траве прямо за ногами Росса Хумбольта. Грязная, оторванная рука Натали (как он ее вырвал? оторвал, как куриную ножку?) валялась с едва согнутыми пальцами и грязью под поломанными ногтями.
Бэкки набросилась на Росса, подавшись всем своим весом вперед. Он сделал шаг назад, наступил на руку, и та провернулась под его ногой. Заваливаясь, он издал гневный, кряхтящий, болезненный возглас, утягивая ее с собой. Он не отпускал ее горло, аж пока не ударился о землю, громко клацнув своей захлопнувшейся челюстью.
Он принял на себя основную часть удара, смягчая ее падение упругой массой своего провинциального баптистского брюха. Она оттолкнулась от него и на четвереньках закарабкалась в бурьян.
Вот только она не могла двигаться быстро. Ее внутренности пульсировали ужасающей тяжестью и ощущением напряженности, словно она проглотила набивной мяч. Ей хотелось вырвать.
Он словил ее за щиколотку и потянул. Она упала плашмя — прямо на свой больной, пульсирующий живот. Пронзительная, разрывающая боль прошла сквозь него, создавая ощущение, будто внутри что-то взорвалось. Ее подбородок ударился о влажную землю. Перед ее глазами кишели черные пятна.
— Куда ты идешь, Бэкки ДеМут? — Она не говорила ему своей фамилии. Не могло быть, чтобы он ее знал. — Я ведь найду тебя вновь. Бурьян покажет мне, где ты прячешься, маленькие пляшущие человечки приведут меня прямиком к тебе. Иди сюда. Тебе больше не нужно ехать в Сан Диего. Не надо принимать никаких решений насчет ребенка. Все уже сделано.
Ее зрение прояснилось. Прямо перед собой, на приплюснутом участке травы, она увидела соломенную дамскую сумочку с вытряхнутым из нее содержимым, и среди всего этого беспорядка лежала маленькая пара маникюрных ножниц — они выглядели почти как щипчики. Их лезвия были липкими от крови. Она не хотела даже и думать о том, каким образом Росс Хумбольт из Пафкипси мог применить этот инструмент, или каким образом его может теперь применит она.
Тем не менее, она сжала их в своей руке.
— Иди сюда, говорю, — сказал ей Росс. — Ну давай же, сука. — Она поднималась на ноги.
Она развернулась и кинулась обратно на него, сжимая в кулаке маникюрные ножницы Натали Хумбольт. Она ударила его в лицо один раз, дважды, трижды, пока он не начал кричать. Это был крик боли, несмотря на то что он перерос в громкий захлебывающийся хохот еще до того, как она покончила с ним. Она подумала: «Мальчик тоже смеялся». Затем, на протяжении долгого времени она не думала ни о чем. Аж до восхода луны.
* * *Под последними лучами дневного света, Кэл сидел в бурьяне и вытирал слезы со своих щек.
Он лишь немного дал волю слезам. Он просто повалился на свою пятую точку, после черт знает сколь долгого времени безуспешных блужданий и выкрикиваний «Бэкки» — она уже давно перестала ему отвечать — и спустя мгновение, его глаза пощипывали и были влажными, а дыхание стало хрипловатым.
Закат был великолепен. Небо было сплошь темно-синим, темнеющим едва ли не до черноты, а на западе, за церквушкой, горизонт освещался дьявольским свечением гаснущих угольков. Он то и дело глядел на него, когда были силы подпрыгнуть и посмотреть, и когда он мог убедить себя, что есть смысл осматриваться.
Его кроссовки промокли до нитки, из-за чего стали тяжелыми, и у него болели ноги. Его бедра зудели изнутри. Он снял свой правый ботинок и вытрусил из него грязную воду. Он был без носков, и его босые ноги приобрели мертвенно-бледный, сморщившийся вид утопленника.
Он снял второй кроссовок, уже собирался вытрусить его, но замешкался. Он поднес его к губам, запрокинул голову, и позволил грязной воде — воде, которая по вкусу напоминала его же вонючие ноги — разлиться по его горлу.
Он слышал Бэкки и Того Мужика, далеко-далеко в бурьяне. Слышал, как Тот Мужик разговаривал с ней радостным, нетрезвым голосом, почти что вычитывал ее, правда Кэл не мог расслышать большинство из того, что было сказано на самом деле. Что-то насчет какого-то камня. Что-то насчет пляшущих человечков. Что-то насчет того, что кто-то голодный. Строчка из какой-то старой народной песни. Что там тот парень пел? «Двадцать лет писательства и они ставят тебя на ночную смену». Нет, не так. Но что-то похожее. Народная музыка не входила в его сферу интересов; ему больше нравились «Раш». Они скользили по «Постоянным волнам» на протяжении всей дороги[12].
Затем он услышал, как они оба дрались и боролись в бурьяне, услышал приглушенные крики Бэкки и тирады Того Мужика. Напоследок, раздались крики… крики, которые ужасно походили на вопли веселья. Но они принадлежали не Бэкки.
К тому моменту, Кэл уже впал в истерику, бегая, прыгая и пытаясь до нее докричаться. Он кричал и бегал долгое время, пока наконец не взял себя в руки, заставил себя остановиться и прислушаться. Он согнулся, схватившись за колени и тяжело дыша болящим от жажды горлом, и сосредоточился на тишине.
Бурьян молчал.
— Бэкки? — окликнул он ее вновь, охриплым голосом. — Бэк?
Ничего, кроме скользящего в траве ветра.
Он прошелся еще немного. Он окликнул ее вновь. Он присел. Он пытался не плакать.
И закат был великолепен.
Он в сотый раз безнадежно пошарился по карманам, охваченный жуткой фантазией о сухой, завалявшейся пластинке «Джуси Фрут». Он купил пачку «Джуси Фрут» еще в Пенсильвании, но они с Бэкки сжевали ее, еще прежде чем добрались до Огайо. «Джусси Фрут» было пустой тратой денег. Этот короткий пробелск сахарно-цитрусового вкуса всегда пропадал через четыре секунды. Он нащупал кусочек плотной бумаги и извлек спичечный коробок. Кэл не курил, но в ликеро-водочном магазине через дорогу от Каскаскийского дракона в Вандалии их давали бесплатно. Спереди на коробке был изображен длинный десятиметровый стальной дракон. Бэкки и Кэл заплатили за горстку жетонов и провели почти всю первую половину вечера, подкармливая большого металлического дракона, дабы поглазеть на извергающиеся из его ноздрей струи горящего пропана. Кэл представил себе установленного посреди этого поля дракона и ощутил дурманящее удовольствие при мысли о том, как он выдыхает в бурьян разрушительный огненный поток.
