Олег Кожин - Бестиариум. Дизельные мифы (сборник)
Темнел сырой и мрачный анклав тритонов. Ярко выделялись верхние районы, где проживали обеспеченные жители. Между ними яркими заплатками расстилались крыши жилищ простых людей. Именно по ним и придется удар, если у братьев всё получится, если те, кто разработал операцию, не ошиблись в предположениях.
Что будет, если пьянице дать понюхать вина? Особенно, если пьяница – гурман, способный различать оттенки и купаж, год и даже настроение винодела. Смешайте по капле тысячи вин, соберите в один сосуд – и чтобы было там на один глоток. Отдайте алкоголику, пусть выпьет, а потом покажите, что совсем рядом, в двух шагах целый винный погреб. Пей, хоть залейся.
Сможет пьяница удержаться? Даже если разумом понимает, что нельзя, что вне установленных правил.
Вот скоро Астор и увидит.
Поезд дернулся и остановился. Музыкант и не заметил, что они уже поднялись почти на вершину. Осталось преодолеть двести двадцать три ступеньки – и перед паломниками останутся только ворота храма. Испытание не для каждого. Особенно для тритонов – им и так тяжеловато вдалеке от водоемов.
Пока поднимались, Астор в вечерних сумерках рассматривал окрестности. Вон пляж Ипанема, где он еще утром оставлял следы на влажном песке. Чуть дальше пляж Копакабана, где он купался подростком. В полумраке на фоне слабо светящихся волн выделялся темный профиль горы Сахарная голова. А рядом с ней в ярких огнях по набережной раскинулось озеро Родригу де Фрейташ.
Когда-то он влюбился в этот город.
Сейчас он готов его оплакать.
Ступеньки. Одна за другой – по секунде на каждую. Удивительное чувство – шагами отмерять последние минуты жизни. После того что рассказал ему Уго, Астор нисколько не сомневался, чем всё закончится. Они всего лишь будут первыми, прежде чем Апхум-Зхах спустится с горы в засыпающий город. Музыкант искоса глянул на спутников, мерно вышагивающих рядом – неприкаянных, озлобленных. У таких всё получится – теперь он был уверен.
Две сотни секунд спустя трое мужчин стояли перед тяжелыми каменными дверями храма. Иссиня-черный обсидиан отражал изломанной поверхностью свет ламп. На вершине никого не было. Даже ветер избегал этого места. В столбе Холодного Пламени не ощущалось жизни – Древний был далеко.
Массивные ручки створок искрились тускло светящимся серебром – по нему изредка пробегали юркие огненные искорки-змейки. Пришла пора и Астору стать полезным. Точнее, теперь нужна его рука.
– Ты уверен, что меня не испепелит? – хрипло поинтересовался Астор.
– Да. Тот глубоководный, с которым я пообщался, сказал, что открыть дверь могут только создания Древних. А твоя рука…
– О да, моя рука… Если не сработает, что делать будем?
– Сработает!
– Уго, а если глубоководный соврал?
Парень зло ухмыльнулся, в полутьме его улыбка сверкнула, как далекая зарница:
– Не соврал. Азотная кислота да по маленькой капельке в течение многих часов… Это очень и очень больно, Астор…
– Если больно, тогда проверим. Только как бы это не оказалось покруче кислоты.
Музыкант помедлил мгновение, а затем резко ухватился за ручку и потянул створку на себя. С протяжным вздохом двери распахнулись. Причем обе створки вырвались из неподвижности одновременно, хотя по логике должна прийти в движение только одна. Астор давно уже не удивлялся странностям во всем, что касалось Древних. Иногда казалось, что им нравится издеваться над причинностью, ставить с ног на голову физические законы.
Промозглая тьма храма выплеснулась наружу.
Астор даже чуть отшатнулся – казалось, что воздух за дверьми тягучий, как кисель, и холодный, как иней в раннем декабре. Но всё равно шагнул внутрь раньше братьев. Чего ему-то бояться?
Посреди круглого пустого помещения стоял постамент из грубого камня – серебристые и розовые прожилки пробегали по неровной поверхности. Более всего порода походила на гранит. Из центра росла тяжелая колонна изменчивого серого пламени, выходящая через отверстие в крыше. Удивительно, но свет от серебряного огня не распространялся – наоборот, чем ближе к Холодному Пламени, тем гуще становилась темнота, как будто колонна притягивала ее к себе.
Стояла непередаваемая тишина – вязкая, бесконечная, затягивающая. Даже звуки шагов пропадали чуть раньше, чем за стенами храма. И удивляла пустота – никаких предметов мебели, никаких украшений, никаких рисунков или барельефов на стенах. Только массивный камень посреди и колонна Холодного Пламени.
Апхум-Зхаху не нужны лишние украшательства.
А вот что ему нужно…
Уго подошел поближе к камню, склонил голову и всмотрелся в сверкающее пламя.
– Брат, готов?
Молчун утвердительно промычал, нашаривая что-то в рюкзаке. В руках Уго держал две стеклянные банки, заполненные до краев темно-красной жидкостью. Точно такие же появились и в руках его брата.
Астор знал, что будет дальше. Уго ему всё доступно и подробно объяснил. Музыкант обошел алтарь и замерших братьев и вышел через незаметный проем на террасу – единственный путь на обратную сторону горы. У каждого своя цель.
Астору нужно найти Стену Смеха.
А братьям…
Братья всколыхнут Бразилию. Они напомнят людям, что, сколько ни служи Древним, сколько ни мирись с ними, – они всё равно остаются дикими чудовищами из далеких времен, чужими и чуждыми любому живому существу. И если другие виды смирились и стали верными слугами, то людям стоит побороться – у человечества есть возможность победить.
Астор заторопился.
Он знал, что секунды истекают. Братья не будут ждать всю ночь. Да и скоро из окружающей Тьмы вынырнет Тень, а здесь музыканту не спрятаться за кобальтовым кругом.
Астор добежал до края и свесился через перила, высматривая Стену Смеха. Она начиналась сразу за террасой. И понял, почему Глааки так смеялся, отпуская его. Астор ярко-ярко вспомнил те минуты – в ужасающе громком смехе сотрясалась жирная туша слизняка, а металлические шипы скрежетали при каждом приступе беспричинного веселья. Отсмеявшись, Глааки милостиво отпустил Астора.
Милостиво…
Всё бессмысленно.
Через гору вниз шла отвесная стена. И от низа до верха ее заполняли человеческие лица – улыбающиеся, смеющиеся, гримасничающие, насмехающиеся, посмеивающиеся.
На лицах – от первого и до тысячного, миллионного, миллиардного – застыло счастье. И никакие гримасы не могли его согнать. Смех и счастье.
Не было никакой надежды найти среди сонма лиц родные черты. Астор в растерянности замер. Путешествие в тысячи миль завершилось просто и бессмысленно.
Издалека донесся звук разбившегося стекла. По спине Астора пробежали мурашки. Он понял, что случилось. Братья разбили на алтаре четыре банки. А в них хранились образцы крови тысяч и тысяч человек – по капле собранные за последний год. Приманка для пьяницы, дразнилка для жестокого древнего чудовища – попробовать на вкус жизни тысяч людей, но так и не сожрать их. Для любого Древнего это изощренное издевательство.