Сет Грэм-Смит - Авраам Линкольн Охотник на вампиров
Именно это всегда была его цель.
xxxxxxx
Эйб проснулся в Белом Доме, в собственном кабинете.
Он оделся и сел у маленького столика возле окна, выходящего на Южную Лужайку. Поздний август, начиналось прекрасное утро.
Хорошо снова оказаться в Вашингтоне. Записывая эти слова, испытываю странное чувство, но это, полагаю, объясняется волнением от начала столь знаменательного дня. Похоже, он изменит историю. Я лишь уповаю на то, что он запомнится лишь как день победы разума, но не торжества насилия, как многие предполагают (а иные — надеются). Еще нет и восьми, а я уже вижу толпы людей, идущих через Эллипс к Монументу Вашингтона. Сколько же их? Кто выступит, и как они воспримут его речь? Это мы узнаем через несколько часов. Мне бы хотелось, чтобы для этого выбрали другое место. Признаюсь, я испытываю неловкость, что мне придется стоять рядом с этой штуковиной. Также меня удивляет, что я счел совершенно нормальным проснуться в собственном кабинете. Но это правильно. Здесь, в этом кабинете, я создал то, что сделало этот день возможным. И еще, нужно не забыть поблагодарить президента Кеннеди за приглашение.
II
Утром 21 апреля 1865 года траурный поезд Авраама Линкольна вышел из Вашингтона и начал свой путь домой, в Спрингфилд.
В восемь ноль пять многотысячная толпа на Железнодорожном Вокзале Дороги «Балтимор-Огайо» провожала «Линкольн Особого Назначения», состоящий из девяти вагонов, оформленных ритуальными венками, с портретом покойного президента с фронтальной стороны, на паровой трубе. Мужчины плакали, сжимая в руках свои шляпы; женщины склоняли головы. Солдаты, многие из которых сбежали проводить поезд из госпиталя Святой Елизаветы, стояли навытяжку, отдавая честь покойному главнокомандующему.
Вместе с Эйбом ехали двое его сыновей: Роберт, двадцать один год, армейский капитан; и Вилли, чей гроб вынесли из временного склепа и поставили рядом с гробом отца. Тэд остался в Вашингтоне вместе с Мэри, которая была еще не в состоянии покинуть Белый Дом. Тринадцать дней, около тысячи семисот миль пути по Северу с остановками в назначенных городах. Филадельфия, триста тысяч человек образовали серьезную давку, чтобы посмотреть на тело убитого президента. Нью-Йорк, пятьсот тысяч человек выстроились в очередь — проститься с Эйбом — и тогда, еще шестилетний, Теодор Рузвельт навсегда запомнит небывалое столпотворение. Чикаго, несколько сотен тысяч собрались у постамента с выгравированной надписью «ВЕРНЫЙ ДОЛГУ МУЧЕННИК СПРАВЕДЛИВОСТИ».
В общей сложности двенадцать миллионов человек выходили к путям, чтобы проводить траурный поезд, и более миллиона подошли проститься к открытому гробу.
xxxxxxx
4 мая 1865 года, в четверг, среди моря черных зонтов, что защищали скорбящих от солнца, гроб Эйба, запечатанный до скончания времен, был доставлен в катафалке, запряженном шестеркой белых коней, на кладбище Оак-Ридж.
Когда епископ Мэттью Симпсон читал элегию «Спаситель Нации», один из скорбящих, примечательно бледный, печально смотрел вперед из-за темных очков, рука в перчатке держала черный зонт. Хотя в его глазах и не было слез, он чувствовал утрату Авраама Линкольна гораздо глубже остальных, собравшихся сегодня в Спрингфилде.
Генри остался неподалеку, когда уже закрыли двери кладбищенского морга (где Эйб и Вилли покоились, пока не был построен склеп), когда солнце давно село, толпа рассеялась, а у входа заступила первая смена караула, что будет около его друга последующие сорок лет. Почетный караул у тела человека, который спас страну от порабощения и осветил тьму. Он оставался здесь большую часть ночи, то в тихом созерцании, то читая надписи на маленьких клочках бумаги, которые люди оставляли у входа вместе с цветами и ритуальными подношениями. Одна из них показалась ему особенно точной.
Я враг тиранам, друг своей отчизне{61} (пер. М. Зельдович).
xxxxxxx
В 1871 году Тэд Линкольн, живущий вместе с матерью в Чикаго, заболел туберкулезом. Он умер 15 июля в возрасте восемнадцати лет. Его тело было доставлено в Спрингфилд и похоронено в склепе отца, рядом с братьями Вилли и Эдди. На этот раз в траурном поезде ехал только Роберт, Мэри находилась на грани безумия и не могла присутствовать.
Из всех детей Эйба только Роберт дожил до начала нового века. Он был женат, у него родилось трое детей, он служил двум президентам, Джеймсу Гарфилду и Честеру Э. Артуру, в качестве советника по обороне. Он мирно скончался в Вермонте, в 1926 году, ему было восемьдесят два.
Смерть Тэда стала окончательным, непоправимым ударом по душевному здоровью Мэри Линкольн. В последующие годы ее разум становился все более неустойчивым, временами она утверждала, что видит лицо своего мужа, светящееся в темноте, во время своих ночных прогулок. Она страдала паранойей, говорила, что ее пытаются отравить, либо обокрасть. У нее было пятьдесят шесть тысяч долларов в государственных облигациях, и она зашила их между подкладками своей юбки. После нескольких попыток самоубийства, у Роберта не осталось другого выхода, кроме как поместить мать в психиатрическую лечебницу. Пройдя курс лечения, она вернулась в Спрингфилд, где умерла в 1882-м году в возрасте шестидесяти трех лет. Она нашла вечное пристанище рядом с троими сыновьями, которых оплакивала всю жизнь.
После Гражданской Войны произошло несколько попыток украсть тело Авраама Линкольна, пока — в соответствии с решением Роберта Линкольна — в 1901 году гроб не был залит цементом. Ни одна из попыток хищения не закончилась успехом. На самом деле, грабители могил не смогли даже открыть тяжелую крышку президентского гроба.
Если бы им удалось, их ждало бы серьезное потрясение.
III
28 августа 1963 Генри Стерджес стоял перед памятником Линкольну, его одежда и волосы соответствовали моде, черный зонт защищал голову, а темные очки — глаза. Он был вместе с высокорослым другом, глаза скрыты под очками от Рэя Бана; длинные, до плеч, волосы спускались из под широкополой шляпы. Борода скрывала угловатое лицо, точно такое же смотрело на него сверху вниз с мраморного престола (та самая штуковина, рядом с которой он испытывал неловкость). Оба внимательно, с гордостью, слушали слова молодого темнокожего проповедника, который говорил в двухсотпятидесятитысячную толпу.
— На пятом году своего президентского срока, — начал проповедник. — Великий американец, в чей тени мы так символично стоим, подписал Прокламацию Свободы. Этот документ стал маяком надежды, светом своим озаривший миллионы темнокожих рабов, опаленных на кострах несправедливости и неравенства. Это был рассвет нового дня, что завершил ночь угнетения. Прошло сто лет, но, печальное дело — негров по-прежнему нельзя назвать свободными.
