М. Роуз - Великое зло
Томик был переплетен в темно-коричневую, хорошо сохранившуюся кожу. Каждая из двадцати пяти страниц по краю имела золотое тиснение, кое-где уже стершееся. Жас вдохнула запах моря и плесени – и необычный прекрасный аромат.
На титульном листе стояла дата: декабрь тысяча восемьсот пятьдесят пятого года. Почти сто шестьдесят лет назад… Интересно, искала ли Фантин этот дневник? Бродила ли в поисках по берегу? Что было дальше? Нашла, прочитала и вернула на место? Или этих страниц не касался никто, кроме Гюго?
Жас откинулась в кресле. Сидеть здесь было уютно и спокойно, библиотека дарила ложное чувство защищенности. Твоей безопасности ничего не угрожает, все беды остались за порогом. Можно удобно устроиться и слушать тихую классическую музыку. Но взгляд уперся в написанные строки, и спокойствие разлетелось вдребезги.
Жас начала читать вслух, сразу переводя с французского:
Каждая история начинается с холодка предвкушения. Цель так желанна, так ясна; нам сияет путеводная звезда, и мы стремимся вперед, не испытывая боязни. Не всегда понимая, что главное – путь, который нам суждено одолеть. И только одолевая его, мы обретаем себя.
Эта удивительная история началась у моря. Его звуки и запахи были знаками препинания, а колебания стихии – глаголами. Я пишу, а волны гневно бьются о скалы, и когда вода отступает, камень как будто плачет. Словно природа старается выразить то, что у меня на сердце. То, что мне не по силам высказать вслух; то, что я могу доверить лишь бумаге, только здесь, в этом сокровенном месте, только для тебя, Фантин…
Глава 33
19 сентября 1855 года.
Джерси, Нормандские острова, Великобритания
Ведя записи о своих встречах с Призраком Гробницы, я более всего опасаюсь, что найдется безумец, который решится воспользоваться открывшимся в потусторонний мир проходом во имя нечестивых целей. Но могу ли я этому помешать? Ведь у меня все вышло ненамеренно. Он являлся посредством спиритических сеансов, а их методика общеизвестна. Однажды я спросил, как можно его призвать, и он поведал мне о тайных способах древнеегипетских мистических школ и алхимиков средневековой Европы. Я мог бы доверить их бумаге, но не было ли это злой шуткой?
Вот то, что я знаю. Или иначе: знаю ли я что-нибудь? Ведь я не могу наверняка утверждать, что не утратил рассудок. Неужели это я – ненавидящий суеверия и обман, которыми потчует народ Церковь, – неужели я вступил в черную связь с духом? С фантомом, предложившим вернуть мертвеца в обмен на прославление его имени; с призраком, жаждущим, чтобы человечество перестало путать его с Дьяволом. Но разве они не одно и то же?
Вот что было мне поведано.
Время суток – сумерки или вечер.
Место призыва – спиритический стол или берег моря.
За прошедшие два года он являлся нам семь раз во время сеансов и еще семь – около или внутри пещеры с фантастическими рисунками на стенах. Я полагаю, что эта пещера – место его обитания. Я решил назвать ее Логово Люцифера.
А море – это стихия, в которой подобные ему эфемерные сущности чувствуют себя как дома. Однажды он явился мне даже на борту парусника.
Это была предпоследняя наша встреча.
Дело происходило во вторую неделю октября, когда с визитом из Парижа к нам приехали Робер и Полин Сент-Круа. Стояла чудесная погода, и мой сосед, мсье Роуз, предложил нам морскую прогулку на его шлюпе. Моя жена захватила с собой сыр, вино и фрукты. Мы пребывали в прекрасном расположении духа. Небо было безоблачным, а легкий ветерок обещал замечательную прогулку под парусом.
В тот день моя супруга Адель казалась вполне счастливой, что не могло не радовать меня: жизнь на Джерси ей не нравилась. Адель называла здешний уклад провинциальным и не переставала тосковать по Парижу. Я утешал ее: ни один политический режим не длится вечно, и когда-нибудь мы сможем возвратиться в милый нам обоим город. Надежда, что правительство одумается и прекратит обвинять меня в клевете, все еще теплилась во мне.
Отношения между супругами переживают разные времена. Когда экипаж вез нас к причалу, я взглянул на Адель и вспомнил ту юную девушку, в которую когда-то влюбился без памяти и которая с тех пор множество раз преподносила мне сюрпризы. Иногда чудесные, а иногда – разрывающие сердце на части. Если бы она первая не завела любовника, не сбилась с пути, отплатил бы я ей той же монетой? Стал бы тогда изменять жене? Мы никогда этого не узнаем.
Я взял ее за руку.
Она повернула голову и улыбнулась.
– Пожалуй, пора прекратить спиритические сеансы.
Это было сказано милым, озабоченным голосом.
Последнее, что я ожидал услышать.
– Это не по-христиански, – продолжала она.
Робер, который, как я, не признавал Церковь, но верил в Бога, спросил:
– Почему?
– Потому что противоестественно. Самый замысел разговора с умершими казался поначалу чем-то вроде игры. А потом перешел в жуткую одержимость. Наш дом превратился в мавзолей.
– Но мы смогли поговорить с Дидин, – возразил я.
Адель потеряла и первого, и второго ребенка. Страшное испытание для матери. То, что она смогла пережить это, – чудо уже само по себе. Ее нельзя назвать стойкой или сильной духом, но со временем она стала практичной; это практичность того рода, что иногда кажется прямолинейностью.
– Мы не разговаривали с нею, Виктор. Деревянная ножка колотила по столешнице. При чем здесь наша дочь? Все это только разбередило рану.
– Откуда ты знаешь, что это не она? – спросил я.
– Муж мой, не будь глупцом. На что ты надеешься? Что стол обратится в плоть и кровь?
– Нет, конечно!
Адель между тем продолжала, говоря терпеливым, увещевающим тоном:
– Ты ведь понимаешь, что я права. Так будет лучше для нас. Адель, наше сокровище, наша живая дочь, день ото дня нервничает все больше. Все эти разговоры о мертвых сильно на нее действуют.
Готов допустить, что супруга в самом деле права. Мы потратили на сеансы два года жизни; я общался со множеством духов. Чтобы вспомнить их всех, придется обратиться к записям. Возможно, я и впрямь стал одержимым.
– Да, как тебе угодно, дорогая.
– Но, пожалуйста, не сейчас! – взмолилась Полин. – После нашего отъезда. Я так надеялась побывать на сеансе… Еще один раз – а потом вы все бросите, хорошо?
Я перевел взгляд с гостей на жену, и та кивнула, соглашаясь.
Решено: мы проведем еще один сеанс, последний. Честно признаюсь, я испытал даже что-то вроде облегчения. Возможно, если сеансы прекратятся, мой призрачный визитер перестанет меня тревожить…
