Дороти Мэкардл - Тайна «Утеса»
К счастью, он тактично удержался от ссылки на мой печальный опыт там же, хоть я и написал без утайки в дневнике о своих душевных муках в ту ночь.
— А свет в детской? — спросила Памела.
Ингрем покачал головой:
— Сами подумайте, сколько раз там зажигали свет с тех пор, как стоит «Утес»?
— А запах?
Наконец-то Ингрем кивнул в знак согласия:
— Да, это определенно связующее звено. У Стеллы есть духи с тем же запахом, для нее они сочетаются с воспоминаниями о матери, и нет оснований думать, что она ошибается. Это действительно ключ к отгадке. Если бы прошлой ночью мы услышали запах мимозы, я согласился бы, что мы видели Мери и что этот аромат — ее лейтмотив.
— При холоде запах мимозы никогда не ощущается, — сказал я.
— Вот это самое любопытное! — воскликнул Ингрем. — Хотя, мне кажется, я понимаю, в чем дело.
— Не забудьте еще и о коробке, — горячо вступила Памела. — Зачем Мери понадобилось направлять нас к коробке, принадлежавшей Кармел?
— Во-первых, — ответил он, — возможно — заметьте, я считаю это только одной из возможностей, — что Мери вполне сознательно хотела дать вам знать, что опасность грозит со стороны Кармел.
— Нам это и в голову не пришло, — удивилась Памела.
Ингрем добавил, как бы возражая сам себе:
— Да, это несколько притянуто за уши.
— А, по-моему, прекрасное объяснение, — сказал я. — Только как быть с пустым флаконом из-под духов?
— Он мог служить для Мери зацепкой. Ведь явление материализации, по-видимому, повинуется своим неуловимым, странным законам, — объяснил Ингрем. — Мы еще не в силах их постичь. Но можно себе представить, что, прежде чем направить вас по нужному пути, Мери необходимо было отыскать какую-то связь с вами и с Кармел. Этим звеном и стал флакон.
— Понятно, — с почтением протянула Памела, а Макс одобрительно кивал, слушая хитроумное объяснение, с таким видом, будто сам выдвинул эту теорию.
— Значит, вы все-таки признаете, что призраки связаны с семейством Мередит? — спросил я.
Ингрем решительно ответил:
— Да.
— И вы согласны предположить, что на лестнице мы видели Мери? — спросила Памела.
— Думаю, мы можем так считать, — подтвердил он.
— Ну спасибо! — несколько язвительно отозвалась Памела.
Ингрем рассмеялся:
— Уж такие мы, юристы, буквоеды! Чтобы продвинуться на милю, нам нужно обогнуть земной шар.
Макс, хмурясь, листал наш дневник.
— Вот что непонятно, — проговорил он. — Почему Мери Мередит, бывшая при жизни олицетворением безупречной доброты, распространяет вокруг себя такой зловещий холод?
— Вот именно, — поддержал его я. Макс точно сформулировал вопрос, в который всегда упирались наши с Памелой рассуждения, отчего мы и начинали как выражалась моя сестра, «выписывать восьмерки».
Ингрем быстро ответил:
— Могу объяснить.
Он наклонился вперед, с интересом наблюдая, как мы отнесемся к сказанному.
— Думаю, что во всех своих выводах вы допускаете принципиальную ошибку. Вы считаете, что ощущение холода и панического страха вызвано злонамеренностью призрака, а источник злонамеренности связываете с тем, как Мери Мередит умирала. Так ведь?
— Да, именно так, — подтвердил я.
— Но ведь это совсем необязательно! — Минуту он помолчал, желая убедиться, что мы его слушаем Разумеется, мы были — само внимание. — Вы не учитываете свойства эктоплазмы — наружного слоя протоплазмы клетки, — сказал он — А ведь вы, наверно, знаете, что для того, чтобы призрак мог материализоваться, он должен извлечь определенное количество энергии из плоти присутствующих. Именно это и произошло прошлой ночью.
— У меня действительно было такое ощущение, будто из меня высасывают все жизненные соки, — сказал Макс.
— А это ощущение, — продолжал Ингрем, — вызывает физический страх, который передается мозгу, и человека охватывает паника. Думаю, вы согласитесь со мной? Так что не следует считать это проявлением злобных устремлений призрака.
— Да, что касается панического ужаса, его я испытал сполна, — подтвердил я.
Памела закивала головой:
— И я тоже, но, как хотите, мистер Ингрем, мне этот холод все равно кажется зловещим.
Я удивился ее упорству. Ингрем блестяще изложил свою точку зрения, разъяснил аномалию, о которую разбивались все наши представления.
— Смотрите! — воскликнул Ингрем — Таким чувствам поддаваться опасно!
Памела молчала. Я видел, что идти на попятный она не собирается.
— А по-моему, вы великолепно во всем этом разобрались, — сказал я.
Макс продолжал упорно размышлять:
— Но скажите, пожалуйста, — обратился он к Ингрему, — почему же при других видениях чувство холода не возникает? Например, когда Мери была со Стеллой в детской?
— Боюсь, что свидетельства Стеллы лучше исключить, на ее подсознание слишком сильно воздействовала атмосфера комнаты.
— Лихо вы все исключаете! — пошутил я.
— Да пусть себе, — усмехнулся Макс. — Лишь бы ему удалось исключить и самих призраков!
Ингрем молчал. Уж не обиделся ли он? Но нет. Он вдруг озабоченно взглянул на Памелу и мягко проговорил:
— Надеюсь, вы понимаете, что этого я обещать не могу?
— Ну конечно! — горячо отозвалась сестра. — Но вы помогаете нам понять, что происходит, на это мы и рассчитывали. Остальное уж наше дело.
— Вернемся, однако, к моему вопросу: почему не ощущалось никакого холода, когда Мери вывела их на коробку Кармел?
— Подумайте сами! — вскинулся Ингрем. — Ведь в тот раз она не принимала видимых очертаний. Ее же не было видно! Это как раз подтверждает мою теорию! Пока Мери остается невидимой, ощущений холода и страха не возникает, но при попытке материализоваться она начинает внушать страх и кажется зловещей.
— Здорово! — Я был восхищен. Ингрем нашел замечательное объяснение, все сходилось, все становилось на свое место.
Мы заговорили в один голос.
— Вот вам и ученый-скептик, — восторгался довольный Макс. — До чего же хитроумно нашел на все ответ!
— Не слишком ли хитроумно? — тихо усомнилась Памела.
— Выходит, призраков не два, а один, — размышлял я. — Во всех случаях мы имеем дело с Мери. Значит, Кармел тоже исключаем? Да? Что-то у меня ум за разум заходит!
Ингрем расхохотался:
— «Ведь даже дух возвышенный порой снедаем недовольством и хандрой» [24]. Послушайте, я и сам для себя только сейчас сумел объяснить происхождение вашего неестественного холода. И пока как следует это не переварил. Если вы не возражаете, я хотел бы еще поломать голову.
