Олег Шовкуненко - И настанет день третий
Должно быть, именно эти ощущения и передались Анне. Она заговорила очень быстро, как бы пытаясь поскорее разделаться с тяготившими ее сомнениями:
– У меня, как бы это вам сказать, проблема, что ли. Сложности. Я ведь неплохой журналист, чувствую, что неплохой, и материалы мои всегда хвалили. – Тут девушка запнулась. – Там… дома… в Эйндховене.
Я похлопал ее по руке, призывая успокоиться. Мол, понял я… в Эйндховене. Конечно, это не то, что тут, в столице.
– А здесь все не так, а здесь все по-другому. – Анна с благодарным кивком приняла мое сочувствие. – Не идут мои статьи в печать. Говорят, все мелко, не умело, провинциально. Уже и за штат редакции перевели, и зарплату перестали платить. Мне теперь хоть в канал, хоть на панель.
– Можно еще домой вернуться, – подсказал я.
– Самый страшный вариант, – Анна кисло улыбнулась. – Я ведь уезжала, громко хлопнув дверью, пообещав, что обо мне еще все услышат.
– Гордость это не всегда благо, – изрек я, глядя с высоты прожитых лет.
– А, может, я не все сделала? Может, рано еще отступать? Может, чтобы написать что-нибудь путное, следует сперва самой пройти через это? Испытать все на своей шкуре? – Анна метнула на меня взгляд затравленного, нуждающегося в помощи зверька.
– Так, и в какую глупость вы влипли, уважаемая леди? – я понял, к чему было все это пространное вступление.
– В Амстердаме лишь две темы, волнующие всех и каждого. Проституция и наркомания. Правда, есть еще политика, но это что-то безбожно далекое, отвлеченное и недоступное пониманию, словно репортаж о жизни насекомых. Не цепляет это людей.
Про политику я и впрямь пропустил мимо ушей. А вот что касаемо первых двух тем… Скорчив гримасу осуждения и придав своему голосу интонации разгневанного родителя, я поинтересовался:
– И какое из первых двух «замечательных» направлений вы, дорогуша, выбрали?
Анна опустила глаза и тихо произнесла:
– Пять дней назад в одном из муниципальных госпиталей я чуть не умерла от передозировки. Едва откачали.
Так… Ну, просто замечательно! И эта дура туда же! Не известно почему, признание Анны меня просто таки взбесило. Соплячка! Экспериментов ей захотелось!
– Давно? – прорычал я.
– Что давно? – Анна подняла на меня испуганные глаза.
– Давно ты на игле? – сам того не замечая, я перешел на «ты».
– Две недели, может чуть больше, – пролепетала девушка.
– Две недели это немного, – я рассуждал вслух. – За две недели еще на могла как следует подсесть. Выкарабкаешься, если тобой как следует заняться. Хорошо еще, что в этот раз медики успели… спасли…
Я еще что-то говорил, но все внимание мое было сосредоточено на картинке. Вокзал в пятнах мокрого тающего снега, и я запихиваю Анну в поезд, следующий прямиком в маленький тихий Эйндховен. О том, поместить ли себя в вагон рядом с девушкой, я еще не решил. Я как раз собирался поразмыслить об этом, когда услышал негромкое восклицание Анны:
– Меня спасли не медики. Меня спас ты.
От такого неожиданного поворота я оторопел. Это что еще за белиберда? Пять дней назад я валялся в госпитале и спасать никого не собирался, так как спасали меня самого. Однако, Анна не думала брать свои слова обратно. Наоборот, она с жаром принялась объяснять:
– Я уже была почти там… за пределами жизни. Тьма обволокла меня и держала в своих стальных объятиях. И мне было не вернуться, когда вдруг я увидела тебя и услышала голос.
– Мой голос? – от накатившего волнения я едва смог говорить.
– Нет, не твой, – Анна решительно покачала головой. – Голос был женский. Он без остановки шептал и шептал: «Алексей… Алексей… найди…». Он словно накладывал на меня заклятие, принуждал к вечному нескончаемому поиску. Сперва я испугалась и что есть сил сопротивлялась. Но я репортер и у меня профессиональная память на лица. Так вот, настал миг, когда я вспомнила. Нет, ни телерепортажи, ни фотографии в газетах, я просто поняла, что тебя видела. И все, с этого момента я больше не могла отбиваться. Что-то огромное и горячее ворвалось мне в душу. Находясь на пороге смерти, я теряла последние крохи жизненной энергии. Я непременно сорвалась бы в бездну, но это… Этот огонь заполнил меня, залил под завязку, под самое горлышко. И тьма отпрянула, отступила. Я почувствовала, что вновь возвращаюсь к жизни.
Ни живой, ни мертвый я слушал историю Анны. Что все это значит? Ее рассказ – правда или всего лишь горячечный бред? Такой же, как и мой. Однако двое незнакомых друг с другом людей не могут бредить об одном и том же! Смерть, тьма, голос… и не просто голос, а голос, повторяющий мое имя. Получается, что меня кто-то звал с того света? Меня кто-то искал?
Какая глупость! Этого просто не может быть! Абсурд! Чушь собачья! Ад, Дьявол, Сурен, Диона, все это было не более чем галлюцинацией, плодом моего воображения. Диона…? Я вдруг вспомнил здоровенный кусок обгоревшей пропекшейся туши, который я зубами вволок в кабину, готового взмыть лифта. Анна говорит, что ее звал голос, женский голос. Это могла быть только Диона.
Вопреки здравому смыслу, я вдруг начал рассуждать так, словно все мои видения и впрямь были реальностью. Там, в аду, я был знаком лишь с двумя женщинами, ведьмой Морганой и Дионой. Львицу, конечно, сложно назвать женщиной, но голос у нее женский. Могла ли меня звать Моргана? Нет, не могла. Она просто не знала моего имени. Да и кроме того, докричаться с того света… Это уж вряд ли! А вот Диона совсем другое дело. Если ее сознание не погибло… Если я успел… То получается… Тут мое сердце заколотилось в предчувствии необычайно важного, несущего счастье и восторг открытия. Получается, что я таки вырвал Диону из ада!
От этого открытия мне захотелось вопить от радости, прыгать, ходить на руках, обнимать и целовать всех без исключения попадающихся на пути редких ночных прохожих. Диона свободна! Спустя тысячи лет заточения она снова здесь, среди нас, среди живых! И вот тут мои безрассудные восторги обрезало, словно острой бритвой. Где она? Возможно ли, что душа львицы действительно вселилась в Анну? Почему именно в нее? Случайность? Бывают ли такие случайности? И что значит крик «Алексей… найди…»? Кого найди? Меня? Тут надо крепко подумать. Тут надо понять. Все это не просто, но я должен, обязан это сделать!
Итак, предположим, душа Дионы отправилась блуждать по миру в поисках своего пристанища – нового тела. В кого она могла вселиться? Наверняка не в каждого. Лишь те, чьи силы на исходе или наоборот, те, чья душа еще недостаточно окрепла, могли принять усталого одинокого скитальца. Но все равно, и таких людей на земле тысячи, а может даже миллионы. У Дионы был огромнейший выбор. Но нет, она не пожелала соединиться с первым встречным. Она искала того, кто видел, кто знал меня. Балансируя на грани миров, каждый раз рискуя вновь сорваться в ужасающую черную бездну, она снова и снова продолжала свой безрассудный полет. Она звала, она кричала, она молила меня откликнуться, искала хотя бы ниточку, хотя бы тоненький мосток на пути ко мне. Она, во что бы то ни стало, хотела быть рядом. Что это? Привязанность? Верность? Преданность? Или может что-то иное… большее, гораздо большее?!
