Джой Хилл - Королева вампиров
Она пыталась отвернуться, прижаться щекой к земле, но Джейкоб поймал ее за подбородок.
— Нет. Не отступайте. Дайте мне третью метку, и я никогда не оставлю вас одну. Никогда в жизни. Я этого хочу. Имейте милосердие, миледи. Пожалуйста… не оставляйте меня одного оплакивать вас.
Лисса уставилась на него, на непреклонную решимость в голубых глазах. Она не подозревала, что у нее может так болеть сердце.
К посланию Томаса был добавлен постскриптум, написанный рваным, прыгающим почерком, будто умирающий писал его уже на пороге смерти и отчаянно торопился, боясь, что не успеет сказать самое важное.
Вы были вместе и раньше… Пусть он примет свое решение… Он будет казаться вам слишком молодым, и он такой и есть во многих смыслах. Это поможет и вам оставаться молодой, но он также и стар, это старая душа. Не отрицайте его мудрости, уникальной и отдельной от вашей.
— Я не должна. Это неправильно.
— Пожалуйста.
Он взял ее лицо в ладони, так бережно, словно держал нежный бутон. Когда мужчина так касается лица, задерживается на нем, изучая — как Джейкоб изучал ее сейчас, как будто хотел так смотреть на нее вечно, — это значит, что он любит. Ну или по крайней мере заставляет женщину думать, что он ее любит. Достаточно, чтобы она была готова отдать за это все. Пожертвовать всем.
Только на этот раз Джейкоб был тем, кто хотел отдать все. Пожертвовать всем. В безумии любви к ней он считал это подарком, а вовсе не самопожертвованием.
Когда она обвила руку вокруг его шеи, он все понял и приподнялся. Держа руку на его шее, она понимала, что весь ее мир свелся к этим голубым глазам. Спокойным. Чистым.
— Тебе надо будет укусить меня за горло, вот здесь. Над артерией. — Она поднесла туда его руку, ее рука дрожала. Он сжал ее, успокаивая, хотя и сам тоже дрожал. — Попробуй клыками. Они проткнут кожу. Не нужно колебаться, не беспокойся, что мне будет больно. Кусай так сильно, как только можешь, и пей мою кровь. Я дам тебе знать, когда остановиться.
Он уставился на нее, почти не дыша, и все же она не могла отрицать, что чувствует примерно то же самое, в смятении от того, что собирается сделать. Те слова и действия, на которые она была еще способна, привели бы их на путь, с которого нет возврата.
Он пропустил ее волосы сквозь пальцы. Она помогла ему, перекинув густые пряди на другое плечо, и он склонился к ней. Но прежде чем перейти к ее шее, он прижался губами к ее губам, не закрывая глаз, и они смотрели друг на друга.
Нет. Она не сделает с ним этого.
Его интуиция не позволила ей изменить решение. Он ощутил ее колебание за секунду до того, как она хотела отпрянуть, раньше, чем она сама осознала этот импульс. Он схватил ее за волосы, откинул голову назад, вцепился в ее шею с неуклюжей кровожадностью молодого волка, убивающего первую добычу.
Всякий раз, когда он прикусывал ее или давал почувствовать давление своих зубов, она чувствовала прилив интенсивной эротической реакции. Укус запустил взрывные ощущения, которые взлетели в ней в ту секунду, когда его зубы прокусили кожу и потекла кровь.
Он замер, когда ее кровь наполнила его рот, привыкая к этому, и затем его глотка шевельнулась — он глотнул. Раз… два… три раза. Если бы он не получил второй метки, кровь не полилась бы в него с такой легкостью, но две метки давали ему интуитивную жажду крови.
Отведя его руку от своей щеки, она склонила голову. Не для того, чтобы отогнать Джейкоба, просто обеспечивая себе лучший доступ к его запястью. По сравнению с другими случаями, когда она его кусала, она проколола его почти деликатно, ослабляя захват, а не усиливая его, среди полосок вен и артерий. Ее губы дрожали, но тело было на пике решимости. Его член был глубоко в ней, удерживая ее на месте.
Я люблю вас, моя леди. Продолжайте, прошу. Никаких сожалений. Ни сейчас, ни потом. Если вы умрете завтра, я последую за вами из одной благодарности за честь быть вашим слугой навсегда… вашим рабом, если вам приятно так меня называть.
Она однажды уже держала такую каплю на пальце — жидкость, которая делает возможной третью метку. Сверкающую серебром, похожую на капельку ртути. Она наклонила ладонь, и капля упала в ранку на его запястье, смешалась с кровью из вены. Лисса закрыла глаза и позволила волшебству развернуться и обернуть их вместе, соткав энергию, которая свяжет их между собой. Она никогда не будет больше чувствовать себя одинокой.
Это было так же, как с Томасом, но и совсем по-другому, как будто душа, проникающая в ее душу, была той, которую она всегда знала, как свою собственную. Он только что доверился ей, так как же она может не сделать того же для него? По крайней мере на тот момент, когда третья метка связала их, она позволила всему быть открытым — ее сердцу, душе и разуму, и он мог прочесть там и увидеть все. Почувствовать, насколько это важно для нее, то, чего ей так не хватало, и что испытывает это каким-то изумительным новым способом.
Он хрипло вскрикнул, когда лента живого серебра проявила себя тем, о чем Лисса не предупредила его, потому что, конечно, никогда не собиралась его метить. Ее руки соскользнули на его спину, чувствуя изменения на коже: там горел особый узор, который будет показывать всем, что он носит третью метку. Ее особенную метку.
Когда мы только встретились, ты сказал, что тату — это нечто, что можно сделать, если ты уверен, что хочешь остаться с этим обязательством навсегда.
Я так и сделал… Боже, миледи…
Она плакала и двигалась на нем одновременно, снова объезжая его, проходя по спиральному туннелю, врываясь в усыпанную звездами вселенную, которая вмещала только их, где нечего бояться, где нет ничего, кроме этого момента.
Она видела рыцаря в своем сознании. Серебристая вспышка самурайского меча и туника крестоносца. Цветущий лотос и красные розы. Твердые мышцы, крепкое объятие. Ласковые руки, касающиеся ее детского лица; его темные волосы распущены и льются сквозь ее маленькие пальцы. Он тогда тоже пел, чтобы ее успокоить, только на японском языке.
Он дважды служил вам раньше. Он не вынесет разлуки с вами в третий раз…
У нее начала кружиться голова, она и вынырнула из затягивающих глубин памяти. Приложив пальцы к его губам, она коснулась его сознания.
Хватит, дорогой. Уже и так много. Хотя даже ей казалось, что никогда не будет достаточно.
Джейкоб медленно отстранился, ощущая, как рана медленно затягивается у него под языком. Его руки скользнули к ней на бедра, и она откинула голову на плечи, издав дикий низкий вопль, когда первая волна оргазма поразила ее, как неожиданно налетевшая буря. Их сознания сплелись воедино, как будто танцуя. Мир рассыпался на осколки и собрался вновь, и она больше не понимала, где кончаются ее собственные воспоминания и начинается тропинка в память Джейкоба. Она отдавала ему слишком много себя. Плохое вместе с хорошим кружилось в этом энергетическом вихре, но он мысленно сказал ей:
