Клайв Баркер - Проклятая игра
Сколько же времени вор смотрел на это? Наконец безгубая женщина прошептала ему на ухо:
— Достаточно?
Он повернулся к ней, когда она положила руку ему на брюки. Ее совершенно не удивило его возбуждение, но сам он в течение всех последующих лет так не сумел понять, как это произошло. Он давно допускал, что мертвецов можно воскресить. Но то, что их присутствие распалило его, было еще одним преступлением — более ужасным, чем первое.
«Ада нет, — думал старик, изгоняя из памяти будуар и обожженного Казанову. — Или же ад — это комната, кровать, вечная похоть и я, стоящий там и наблюдающий за их наслаждением. А когда наступит самое худшее, я разделю их исступление».
Часть пятая
Потоп
Из пламенем охваченных, на дно
Спешащих кораблей бросались вплавь,
От пламени спасаясь, но, пристав
К чужому судну, гибли всё одно;
Так каждый сгинул, свой избрав удел:
Иной тонул в огне, иной в волнах горел.
Джон Донн. Сожженный корабль (Перевод В. Куллэ)IX Дурная верность
49
Небеса разверзлись в конце самого засушливого июля, какой только помнили люди; но видения Армагеддона не обходятся без парадоксов. Гром гремит среди ясного неба, плоть обращается в соль, кроткие наследуют землю — все это маловероятные феномены.
Однако июль прошел без неожиданностей. Небесный свет не лился из облаков. Не было дождей из саламандр или детей. Если в этом месяце появлялись ангелы, то лишь в качестве метафоры, как и истинный конец света.
Правда, случились кое-какие странные события, достойные упоминания, но большая их часть происходила в укромных местах, в плохо освещенных коридорах, на заброшенных пустырях среди вымоченных дождем матрасов и пепла старых костров. Они были частными, почти личными. Их ударная волна — в лучшем случае — возбуждала лишь диких собак.
Большая часть знамений — игры, дожди и чудесные избавления — с такой ловкостью проскользнула мимо фасада обычной жизни, что только самые внимательные или те, кто вечно выискивает необычное, могли заметить проблеск Апокалипсиса, явившегося во всем своем величии выбеленному солнцем городу.
50
Город встретил Марти неприветливо, но он был рад оказаться вне усадьбы, подальше от старика и его безумств. К чему бы ни привел уход от Уайтхеда — в положении Марти надо действовать очень осторожно, — он все же получил передышку; время, чтобы хорошенько обдумать происходящее.
Туристский сезон был в разгаре. Иностранцы, заполнившие Лондон, изменили облик знакомых улиц. Первую пару дней Марти просто бродил по городу, привыкая к тому, что снова свободен как птица. Денег у него осталось в обрез, но при необходимости он легко мог найти себе физическую работу. В середине лета повсюду идет строительство и требуются люди. Мысль о честном трудовом дне, оплаченном наличными, казалась привлекательной. В случае нужды он продаст «ситроен», взятый из Святилища — последний и, возможно, опрометчивый бунтарский жест.
После двух дней свободы Марти вспомнил свою давнюю идею: Америка. Он вытатуировал это слово на руке в память о тюремных мечтах. Может быть, настало время воплотить их в жизнь. В его воображении Канзас был землей обетованной: куда ни глянь, колосятся хлебные поля до горизонта и нет ничего, сотворенного людьми. Там он скрылся бы не только от полиции и Мамолиана, но и от историй, повторяющихся снова и снова, по бесконечному кругу. В Канзасе началась бы новая история, окончания которой он не знает. Разве это не означает настоящую свободу, не испорченную вмешательством Европейца и самим фактом его присутствия?
На время подготовки бегства, чтобы не болтаться по улицам, Марти подыскал комнату в Килбурне: мрачную спальню, она же гостиная, с туалетом на два этажа ниже — общим для семерых жильцов, как сообщил домовладелец. В действительности на семь комнат дома приходилось пятнадцать жильцов, считая семью из четырех человек в одной комнате. Ночью он просыпался от криков младенца, вставал рано, уходил на целый день и возвращался в дом, только когда закрывались пабы, и то с большой неохотой. Но он уверял себя, что это ненадолго.
Проблем с отъездом, конечно же, хватало, и не последняя из них — получение паспорта с визой. Без этой бумаги не ступить на американскую землю, и для собственной безопасности операцию с документами следовало провести быстро. Наверняка Уайтхед успел сообщить о побеге из-под надзора. Возможно, власти уже прочесывают улицы в поисках Штрауса.
На третий день июля, через полторы недели после бегства из имения, Марти решил взять судьбу за рога и отправиться к Тою. Хотя Уайтхед настаивал на том, что Билл мертв, он не терял надежды. Папе уже случалось врать, и не раз, так надо ли верить ему теперь?
Дом Тоя оказался элегантной тихой заводью в Пимлико; по пути Марти видел молчаливые фасады и дорогие автомобили. Он звонил в колокольчик с полдюжины раз, но ни одна живая душа не отозвалась. Жалюзи на нижних окнах были закрыты, из ящика для писем высовывалась толстая кипа бумаг — по большей части рекламных проспектов.
Он стоял на лестнице и тупо глядел на дверь, совершенно точно зная, что она не откроется, когда на соседней площадке появилась женщина. Не хозяйка, подумал Марти: больше похожа на домработницу. Ее загорелое лицо — кто не загорел в то обжигающее лето? — выражало сдержанный восторг дурной вестницы.
— Простите, могу ли я вам чем-то помочь? — поинтересовалась она с надеждой.
Марти мгновенно обрадовался тому, что для визита надел пиджак и галстук: женщина явно была из тех, кто сообщает полиции свои малейшие подозрения.
— Я ищу Билла. Мистера Тоя.
Этого она явно не одобряла — если не Марти, то Тоя.
— Его здесь нет, — ответила она.
— Вы случайно не знаете, где он?
— Никто не знает. Он ее бросил. Изнасиловал и бросил.
— Кого бросил?
— Свою жену. Ну… свою подружку. Ее нашли пару недель назад, вы разве не читали об этом? Было во всех газетах. Меня тоже допрашивали. Я сказала им, прямо так и сказала, что он был совсем не подарок, совсем.
— Я, должно быть, пропустил это.
— Во всех газетах было. Они ищут его.
— Мистера Тоя?
— Отдел по расследованию убийств.
— Вот как…
— Вы не журналист?
— Нет.
— Понимаете, я хочу рассказать кое-что, если цена будет хорошей. Мне есть что рассказать.
— Вот как?
— Она была в ужасном состоянии…
