Сергей Головачёв - Приди и узри
— Единственное ограничение, — добавила Даниэла, — ваш внешний вид. Облик человека должен соответствовать тому, по чьему подобию он создан. Каждому прошедшему фейс-контроль мы нальём по шесть капель. Михаил, проследи, — кивнула она напарнику.
Ловко свинтив фирменный золотистый колпачок с бутылки, Даниэла насадила на горлышко дозатор и с помощью хромированного гейзера накапала первые шесть капель божественного нектара на самое донышко маленького пластикового стаканчика.
— А шо так мало? — не понял Колян.
— Чтобы оценить напиток богов вам будет достаточно и одного глоточка. Потому что крепость его 66 градусов. Если точнее, 66 и 6 десятых.
— Такой зелёный, похоже на абсент, — оценила цвет хорошо осведомлённая в напитках Маричка.
— Изумрудно-зелёный цвет амброзии придаёт вытяжка хлорофилла из пророщенных зёрен пшеницы, — объяснила Даниэла и обвела взглядом толпу. — Так, ну кто будет первым?
— Я! — протянул руку Колян, хотя за спиной его тут же вырос лес рук.
— Не подходишь, — схватив за локоть, жёстко отстранил его Михаил. — Ты недостоин этого напитка.
— Не понял, — дёрнулся Колян.
Михаил незаметно для всех с такой силой наступил ему ногой на кроссовку, что тот сразу понял, что дёргаться бесполезно. Первой получила стаканчик Маричка. Поднеся его к носу, она первым делом вдохнула в себя аромат амриты.
— М-м, какой запах, — понюхала она и зачем-то протянула прозрачный пластиковый стаканчик расстроенному Коляну (вероятно, чтобы его утешить), — на, хоть понюхай.
Колян понюхал и, недолго думая, внезапно выхватил стаканчик из её руки и мгновенно опрокинулв себяего содержимое. Заплывшие глаза его вдруг широко раскрылись, как от втянутой в ноздрю дорожки с кокаином или как от пущенного по вене героина, затем на лице его появилась улыбка идиота, а из губ его один за другим посыпались непристойные выражения, обозначавшие женщину лёгкого поведения и различные процессы получения удовольствия с ней. Иногда, правда, среди матерных слов проскальзывали и обычные слова: «Вот это да!», «Вот это вставило!». Через минуту, как и было сказано, действие божественного напитка закончилось, возбуждение от его паров улетучилось, и Колян сник.
Расстроенной Маричке добродушная Даниэла налила ещё шесть капель, и с той произошла похожая история. Её глаза вдруг широко раскрылись, и на лице появились те же признаки эйфории, что и у Коляна. Правда, слышать обсценную лексику из её интеллигентных уст было несколько странно, хотя все вокруг понимали, что она испытывает высочайшее наслаждение, сравнимое лишь с сексом. Сжимая кулаки, она истошно кричала, словно в экстазе, и вопила на все лады: «А-а!», «У-у!», «О-о!». Соитие с Всевышним продолжалось ровно минуту, после чего, достигнув в последний миг немыслимого оргазма, она в изнеможении затихла.
— Все наслаждения преходящи, — заметил стоявший в сторонке дьякон.
За несколько минут толпа разрослась настолько, что Михаилу для наведения порядка пришлось на пару метров отодвинуть людей от вожделенного напитка. Более того, не взирая на очередь, теперь уже он сам выбирал очередного счастливчика из толпы, указывая на того пальцем.
Заприметив в толпе знакомых Димонов, херувим тотчас подозвал их. К его удивлению, О'Димон отказался от приглашения, помотав отрицательно головой и оставшись на месте. Димон-А, напротив, расталкивая прочих, напролом ринулся к нему. Даниэла, в которой он с большим трудом узнал Дэна, налила ему шесть капель.
Как только амброзия оказалась у него во рту, разлившись нектаром по его языку и воспарив к нёбу, небо над ним вдруг стало ещё голубее, трава под его ногами — ещё зеленее, а лицо его самым счастливым на свете. Два дерева позади него превратились в величественный храм с двумя колоннами перед входом.
Вселенское счастье охватило его. И безмятежный покой. И ощущение божественности всего происходящего. Димон-А присел на валявшееся рядом бревно, которое под его задницей мгновенно превратилось в трон, и торжественно произнёс:
— Я понял. Теперь я все понял. Я в раю. Это рай.
Над левой колонной позади него сияло солнце, над правой — серебрился прозрачный серп луны, а из треугольного облачка глядело на него всевидящее око.
— Димон, ты чего? — спросил его приятель, с подозрением глядя на него.
Но Димон-А будто не слышал его. Он плыл на своей волне.
— О, как я счастлив. Мне ни от кого ничего не нужно. А сам я могу дать всё. Мне кажется, я — бог.
— Это в тебе сейчас кто говорит, — усмехнулся О'Димон, — ты или твоя нежить?
— Это говорю тебе Я.
— А кто ты? — с улыбкой поинтересовался у него О'Димон.
— Я тот, кто Я есть, — величаво ответил ему Димон-А.
— Три-три, — подытожил О'Димон.
Димон-А сделал вид, что не понял его.
— Гордыня и тщеславие — это твой третий грех, — пояснил приятель.
— Это не грех, — покачал головой Димон-А, — это добродетель. Я есть бог. Бог есть любовь. А любовь — это добродетель.
Распираемый любовью, он встал с трона и обнял приятеля.
— О'Димон. Если бы ты знал, как я тебя люблю.
— Ты чё, сдурел? — оттолкнул О'Димон его от себя.
— Блин, как меня прёт! — замотал головой Димон-А. — Просто рвёт нафиг! Во мне столько сейчас любви! Мне её просто некуда девать.
— Да пошёл ты! — ожесточился О'Димон, отступая прочь.
Димон-А вознёс ладони кверху.
— Пойми, это совсем не то, о чём ты подумал. Это чисто божественная любовь.
Неожиданно он осёкся, заметив, что одна из белоснежных колонн дворца обезображена чёрным граффити в виде уже знакомой ему смешной рожицы с двумя крестами вместо глаз и с высунутым языком, а на другой намалёвана перевёрнутая пятиконечная звезда, в которую вписаны два рога, два уха и борода козла.
Более того, вслед за этим колонны испарились, величественный трон превратился в бревно, а сам он ощутил внутри себя ничем не передаваемую потерю единения с Всевышним.
Пока происходила эта сцена, Даниэла успела осчастливить треть толпы. Часть людей на своё усмотрение Лиахим посчитал недостойными для дегустации напитка, отказав им в возможности присоединиться к избранным. Избранные же, благодаря амрите, каждый по-своему приобщались к тому, кто их сотворил.
Одни ощущали единение с ним, очищая душу свою посредством катарсиса, другие при общении с господом впадали в нирвану, отрешаясь на минутку от жизни и от присущих ей страданий, третьи же, напротив, обретали сатори, обнаружив, что жизнь прекрасна, а весь мир добр к ним и полон любви.
Среди прочих благосклонности херувима был удостоена почти вся экскурсионная группа, за исключением Варвары и босоногого гида, который, впрочем, не очень расстроился. Видимо, у него были какие-то свои соображения на этот счёт. В отличие от него Варя, получив отказ, обозлилась и насупилась.
