Дин Кунц - Невинность
Я счел за честь ее желание услышать мое предложение руки и сердца, обрадовался, когда она его приняла, изумился, когда Гвинет сняла с шеи золотую цепочку, на которой висело кольцо, сделанное из гвоздя. То ли очень старого и затупившегося, то ли с острием, сточенным напильником. Сам гвоздь согнули в гладкое и идеально точное кольцо, а на головке, которая по форме напоминала оправу для бриллианта, выгравировали миниатюрную, лежащую на боку восьмерку. Символ бесконечности. Художник, Саймон, сделал это колечко для нее, поскольку верил, что она спасла его от убивающей алкогольной зависимости. В записке – вручил вместе с кольцом – предположил, что однажды она встретит человека, который полюбит ее всей душой, и если ему придется пожертвовать собой, чтобы спасти ее от смерти, он разогнет гвоздь и пронзит им свое сердце.
– Саймона отличала и мелодраматичность, не только талант, но в этом он оказался прав, – отметила она.
Отец Хэнлон только начал объяснять нам значение ритуалов, которые нам предстояло совершить, когда в доме над нами раздался страшный грохот, а потом звон разбитых стекол, словно не одно окно, а три или четыре вышибли одновременно.
Даже Гвинет, при всей ее предусмотрительности, не ожидала лобовой атаки в такой критический момент.
Отец Хэнлон с тревогой посмотрел в потолок.
– Дверь запирается из кухни, но не с этой стороны.
Я схватил хромированный стул с сиденьем из красного винила, который однажды входил в набор кухонной мебели, и поспешил к лестнице. Поднявшись по ступеням, с облегчением вздохнул, увидев, что дверь открывается ко мне, а не на кухню. Наклонил стул на задних ножках и загнал спинку под ручку двери, заблокировав ее.
К тому времени, когда спустился в подвал, тяжелые шаги звучали в комнатах наверху. Продвигались сначала в одном направлении, потом в другом, словно незваного гостя шатало от выпитого или он никак не мог сориентироваться.
– Кто это? – спросила Мориа. – Чего он хочет?
Я не знал, не мог догадаться, но, судя по мрачному лицу Гвинет, она подозревала, кто это может быть.
Среди старой мебели, хранящейся в подвале, нашелся и аналой, который ранее стоял в ризнице церкви Святого Себастьяна, но попал в подвал после приобретения нового. На подбитой ватой скамейке, на которую преклоняли колени, как раз хватало места для двоих. Отец Хэнлон встал с другой стороны, не смотрел на нас, но голос звучал ровно и твердо.
В доме над нашими головами что-то рухнуло с оглушительным грохотом, возможно, горка с посудой, и с потолка полетела пыль.
Я не хотел откладывать наше венчание ни на минуту. Но, если мир, каким мы его знали, доживал последние часы, этот момент был едва ли не самым важным. Поэтому я спросил священника:
– Вы уверены, что это правильно? Я не принадлежу вашей церкви.
– По своей природе, – он говорил, не глядя мне в глаза, – ты принадлежишь всем церквям и не нуждаешься ни в одной. Никогда я не проводил обряд венчания, испытывая меньше сомнений, чем на этот раз.
Если дом наверху разрушался, то сейчас, судя по звукам, там с хрустом вырывали из стен проводку. Я представлял себе, как кто-то повис на люстре и раскачивается на ней, словно обезумевшая обезьяна, хрустальные подвески стукаются одна о другую, летят во все стороны и взрываются при ударе об пол, будто стеклянные гранаты, а потом из потолка со скрежетом вылезают крепежные винты. Вновь дом затрясся, словно что-то тяжелое упало на пол. Лампы потускнели, замерцали, тени запрыгали по стенам, полу, потолку, но подвал не погрузился во мрак.
– Аддисон, берешь ли ты в законные жены Гвинет, присутствующую здесь, согласно обряду Святой Матери-церкви?
– Я беру.
Венчание продолжалось. А наверху, похоже, буйствовала целая бригада психопатов, и множество рук, зажавших кувалды и ломы, разбивали стекло, ломали дерево, выворачивали половицы, уничтожали мебель. Раздалась серия взрывов, по звуку более напоминающих не разрывы бомб, а переход самолетов через звуковой барьер, будто новые гости спешили прибыть из далеких мест, чтобы принять участие в этом празднике хаоса. Но при этом не слышалось ни проклятий, ни криков ярости, словно эти существа использовали слова лишь для обмана, а теперь, когда время, отведенное этому миру, стремительно истекало, нужда во лжи отпала, так что их языки остались не у дел.
Но наши голоса четко слышались на фоне этого шума, и вскоре Гвинет сказала:
– …беру тебя в мужья и обещаю любить и быть с тобой неразлучно в радости и скорби, богатстве и бедности, болезни и здравии, пока смерть не разлучит нас.
Наконец монстр, или орда монстров, разрушив дом настоятеля, прибыл к подпертой стулом двери из кухни на лестницу в подвал и потряс ее так же яростно, как ранее тряс дверь с улицы. Хромированная спинка стула жалобно заскрипела под поворачивающейся ручкой. Под адским напором винты петель с жутким скрежетом начали вылезать из дверной коробки.
Произнося святые имена, скрепляющие наши обеты, отец Хэнлон обвенчал нас с Гвинет, и в жизни, что лежала перед нами, мы стали единым целым. Вдвоем нам предстояло пройти дни, оставшиеся нам на земле, и все, что ожидало нас после.
Мы вскочили. Надевая пальто, маленькая, шустрая и, наверное, испуганная Мориа направилась к наружной двери, и отец Хэнлон повел нас следом, через полосы света и тени, сквозь пыль, сыпавшуюся с потолка. Потом мы остановились, и Гвинет обняла его, сказала, что любит. Если контакт и доставил священнику страдания, он также и порадовал, потому что на его лице отразились не только душевная боль и печаль, но и надежда. Я сказал, что ему лучше поехать с нами, но он ответил, что не может, должен остаться и утешать умирающих.
Он дал мне запечатанный конверт, пояснив, что в нем сокровище, и я сунул его во внутренний карман куртки, к другому конверту, с тем немногим, что я забрал из моих трех лишенных окон комнат.
Подвальная дверь открылась, и мы не увидели ничего более ужасного, чем ледяной ветер и валящий снег. Поднимаясь по лестнице и припустившись бегом через двор, мы не решались оглянуться и посмотреть на окна дома настоятеля, ранее темные, но теперь, возможно, освещенные, за которыми могли метаться жуткие тени.
Когда мы трое оказались в «Ленд Ровере», Гвинет задним ходом вывела внедорожник из проулка, и на мгновение я увидел не только стену гаража, но и освещенный фонарем тупик за ним, из которого мы выбежали несколькими мгновениями раньше. Снег все валил и валил, подхватываемый ветром, образовывал странные формы, плюс свет и тень вели свою игру, так что не составляло труда представить себе легион демонов, но я готов поклясться, что видел того, кто нас преследовал сквозь снег и ветер.
